Говард Лавкрафт - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Конечно, какой-то зов, рок или судьба вели меня этим путем. Включая фонарик лишь изредка, чтобы сэкономить батарейки, я пустился в безумный спуск по циклопическому склону, уводившему вниз от отверстия, — иногда лицом вперед, но по большей части обратившись к груде мегалитов, чтобы держаться понадежнее.

Пообок с обеих сторон поднимались ветхие стены из тесаного камня, фонарик мой освещал их. Впереди была тьма.

Спускаясь, я не следил за временем, настолько мой ум переполняли загадочные смутные картинки. Они приобретали четкость, оттесняя реальность в неисчислимые дали. Все физические чувства вдруг отказали, только страх, превратившись в призрачную горгулью, насмешливо щерился на меня.

Наконец я достиг ровной поверхности, заваленной упавшими вниз блоками, бесформенными обломками камня, песком и различным мусором. С каждой стороны — футах в тридцати, кажется, — вверх вздымались массивные стены, завершавшиеся чудовищной величины сводами. То, что камни были покрыты резьбой, я все-таки различал, но разглядеть рисунки не удавалось.

Более всего внимание мое приковывал к себе свод над головой; луч фонарика не достигал его, но нижние части чудовищных арок были вполне различимы. И с такой идеальной точностью отвечали они тому, что видел я в несчетных снах — видениях древнего мира, что я впервые по-настоящему содрогнулся.

Позади, высоко над головой, слабо светящееся пятно напоминало, что над миром все еще шествует луна. Слабые остатки осторожности твердили мне, что пятно это не следует упускать из виду, иначе я не смогу вернуться наверх.

Тогда я приблизился к левой стене, на которой резьба была заметнее. Пересечь загроможденный пол было не легче, чем спуститься по осыпи, но я сумел одолеть трудный участок пути.

В одном месте я сдвинул в сторону несколько блоков, чтобы посмотреть, как вымощен пол, и вновь ощутил трепет при виде бесконечно знакомых выпуклых к центру роковых восьмигранников, еще державшихся вместе, образуя новый пол.

Очутившись на подходящем расстоянии от стены, я медленно повел фонариком, освещая стертые временем остатки резьбы. Должно быть, некогда поток воды оставил свои следы на песчаных стенах, но причин образования загадочных инкрустаций я не мог понять.

Кое-где кладка была нарушена, а камни обнаруживали явные следы разрушения; и оставалось только гадать, сколько же эонов первобытное сооружение просуществовало в недрах земли, сохраняя свою форму наперекор всем мыслимым катаклизмам.

И все-таки сильнее всего потрясла меня резная поверхность стен. Невзирая на действие времени, вблизи узоры были вполне различимы. Полное, предельное совпадение деталей, памятное мне по видениям, поражало воображение. Конечно, обличье этой поседевшей от времени стены было мне знакомо, но пока увиденное не выходило за рамки рационального.

Некогда вид этих камней равным образом потряс и создателей мифов. Оставленные ими знания влились в поток тайной науки, неизвестным образом впечатанной в мою память во время амнезии, и теперь пробудили яркие видения в моем подсознании.

Но как же тогда объяснить, что все линии и спирали вплоть до мельчайших подробностей совпадают с теми, что я видел во снах целых двадцать лет? Какая сокровенная мифология и иконография могла запечатлеть все тончайшие нюансы столь точно и подробно, до каждой мелочи совпадая с тем, что ночь за ночью открывалось мне в сновидениях?

Это не было случайностью… или совпадением. Вне всяких сомнений, древний, едва ли не вечность назад сооруженный, сокрытый на несчетные столетия коридор, в котором я находился, и породил те самые картины, знакомые мне по снам не хуже, чем собственный дом в Аркхеме, на Журавлиной. Конечно, в сновидениях я видел это сооружение во времена расцвета, но его реальность от этого не убывала, просто я чуть ошибался.

Часть сооружения, в котором я теперь находился, была мне знакома. Помнил я и где искать ее в этом странном, приснившемся мне древнем городе. С жуткой и инстинктивной уверенностью ощутил я, что могу безошибочно разыскать любой уголок в этом здании и городе… Если только он избежал разрушения. Но что, о Господи, все это значит? Как получилось, что мне известно все это? И какая ужасающая истина прячется за древними легендами о существах, обитающих в лабиринтах из первобытного камня?

Слова способны выразить лишь долю ужаса и тревоги, что терзали тогда мою душу. Я знал, где нахожусь. Знал, что именно можно отыскать, спускаясь пониже; помнил, что находилось на несчетных верхних этажах, рассыпавшихся в пыль и прах, ставших песком этой пустыни. И зачем, думал я, содрогаясь, зачем теперь мне этот слабый, но еще видимый отблеск неба?

Меня раздирали стремление бежать обратно и жгучая лихорадочная смесь любопытства и безысходности. Что произошло с чудовищным мегаполисом давних дней за те миллионы лет, что протекли здесь со времени моих снов? И что могло остаться от подземных лабиринтов, соединявших под городом все титанические башни, после столь многих конвульсий земной коры?

Неужели мне открылся во всей своей мерзости сохранившийся в целости погребенный уголок архаичного мира? Сумею ли я теперь найти дом учителя письма и башню, где С’гг’ха, плененный разум звездоголового растительного хищника из Антарктики, вырезал на чистой стене некие картинки?

Свободен ли переход со второго уровня, уводящий вниз, в палату чуждых разумов, или же он окажется заваленным и засыпанным? В том зале плененный разум невероятного, наполовину искусственного существа, жителя полой внутренней части неизвестной еще людям планеты, находящейся за Плутоном, — он будет жить там через восемнадцать миллионов лет — лепил из глины нечто невообразимое.

Закрыв глаза и прижав ладони к вискам, я тщетно старался выбросить из головы все эти безумные кошмарные мысли. Тут впервые я остро ощутил движение окружающего воздуха, прохладного и сырого. Содрогаясь, я осознавал, что эоны не видавшая жизни безжизненная цепь зияющих черных пустот под ногами в любой момент может разверзнуться рядом или подо мной.

И я думал о страшных палатах и коридорах, о наклонных ходах, какими знал их во снах. Может ли оказаться открытым путь к центральным архивам? И снова роковой зов прозвучал в моем мозгу — я вспомнил повергающие в трепет писания в чехлах из нержавеющего металла.

Там, говорили легенды и сны, почивает история, вся история — до мельчайших подробностей будущего или прошлого, занесенная на страницы пленными умами со всех миров Солнечной системы во все века ее бытия. Безумно было думать такое, но что оставалось мне — разве был нормален мир, в котором я очутился?

Я думал о запертых металлических полках, о том, как следует поворачивать ручки, чтобы открывать их. Перед внутренним взором появилась одна из полок. Как часто приходилось мне прибегать к этой сложной серии поворотов, чередующихся с нажатиями… в разделе позвоночных, на первом уровне! И я вспомнил их все до единого.