Айя Сафина - Нина. Книга 2. Зов пустельги

Эрик выполз вслед за Карлом и помог Нине.

– Ты в порядке? – спросил он.

Нина тяжело выдохнула.

– Я когда-нибудь убью тебя, если ты еще раз задашь этот вопрос, – бросила она в ответ.

Эрик рассмеялся и, объятый радостью за то, что они остались в живых, притянул Нину к себе и крепко поцеловал в лоб.

– Эрик! Мы прибыли так быстро, как смогли! – обратился здоровяк, по-видимому, один из главных.

– Наверху кто-нибудь остался в живых?

– Четверо раненных. Мои люди уже везут их к Левию. Жду от тебя команды.

Эрик тяжело вздохнул. Из десятерых осталось лишь четверо, и неизвестно выживут ли они еще. Но итог оказался лучше, чем он ожидал.

– Надо забрать всех наших ребят оттуда и машины, если они на ходу. Поможем полиции подчистить за нами, – сказал Эрик.

Боец кивнул и тут же отдал команды в рацию.

Полиция была под контролем Йоакима Брандта, а потому никто не узнает, что в разборках участвовала компания Эрика. Но, тем не менее, Эрик не хотел оставлять все в руки правоохранительных органов. Подкупные полицейские – очень ненадежные помощники, а потому нужно было оставить поле битвы, как можно чище.

Через десять минут на набережной не осталось ни одного мертвого бойца компании. Изрешеченные в сито джипы исчезли, а внизу на каменистом берегу, омываемом ледяной водой реки, взорвался перевернутый вверх тормашками джип.

***

– Твою мать! Да эти пидоры охренели! Я их размажу! Я выдерну из них кишки и сплету из них корзины! Ублюдки членососные! Да я их…

Дэсмонд ходил из угла в угол и уже целый час материл всем, на чем свет стоит, обнаглевших Пастаргаев, которые не просто вышли на чужой рынок, но и без всякого зазрения совести посмели атаковать самого босса наркоимперии средь бела дня! Они что, возомнили себя бессмертными?

– Отследи мне этих упырей, которым удалось сбежать! Если не отследишь, я твою мать выдолблю во все щели! – орал он на одного из компьютерщиков.

– Но она давно умерла… – растерянно ответил напуганный парень – бывший и военный компьютерщик с линзами в очках толщиной с палец.

– Тогда я выкопаю ее труп и выдолблю его во все щели! А потом тебя! И твою собаку, пидор ты бесполезный!

Боец убежал прочь из комнаты одной из конспиративных квартир, не желая более испытывать терпение Дэсмонда.

– Хватит пугать людей! У меня тут даже у парня под общим наркозом пульс участился от твоего ора, Дэсмонд! – выпалил появившийся из соседней комнаты Левий, где его два ассистента оперировали раненных мужчин.

– Я и тебя вытрахаю, долбанный ты, Санта! – бросил в ответ Дэсмонд.

Левий лишь устало вздохнул и покачал головой. Со своей белоснежной бородой и усами он и вправду походил на Санту Клауса в афроамериканской версии.

– Покажи-ка, – Левий присел возле Нины, зажавшей бедро.

Нина отняла от раны бинт, который уже успел пристать к засохшей крови, и застонала. Пуля прорисовала полосу длиной шесть сантиметров, не меньше. Но это было всего лишь повреждение кожных покровов, похвастать полноценным пулевым ранением Нина не могла.

Левий достал из чемоданчика бутылку с антисептиком и новый бинт.

К сожалению Роберта, он был первым, кто попался под руку, а потому Левий бесцеремонно и без вопросов вручил ему орудия.

– Обработай и заклей! – скомандовал он и, не дождавшись ответа, поспешил к Карлу, зажимающему рану на голове.

Роберт не успел сообразить, как Левий уже удалился. И только взглянув на бедро Нины, понял, что снова превратился в ее медсестру.

Нина соболезновала Роберту. Она определенно не хотела снова заставлять его заниматься ее раной, а потому протянула руку и произнесла:

– Я сама могу. Спасибо, – она сама не желала видеть его перед собой.

Их отношения всегда будут натянутыми, потому что призрак Лидии в его голове винит в своей смерти только Нину.

Роберт оглянулся в поисках помощи, но Дэсмонд продолжал бранными словосочетаниями руководить операцией слежения за Пастаргаями по видеозаписям с городских камер наблюдения. Эрик с Марком в соседней комнате улаживали вопросы с зачисткой территории бойни, обзванивая своих людей среди полиции, репортеров, и, конечно же, свиту Йоакима Брандта, который смело нацелился использовать криминальные разборки с Пастаргаями в своей собственной политической борьбе. Рудольф по требованию Эрика остался с семьей, начав празднование Дня Рождения дочери, не дождавшись друзей, хотя так и рвался быть сейчас вместе с ними.

Так что Роберту ничего не оставалось делать, как тяжело вздохнуть и ответить:

– Да мне не сложно.

Хотя это было не так. И Нине это было прекрасно известно.

Роберт присел на одно колено и начал обрабатывать черную от засохшей крови рану. Глупая ситуация. Нина бы и сама справилась, но почему-то Роберт посчитал, что отказать ей будет ниже его чести. Он отдал ей должное в том, что она пережила этим днем. Падение с набережной в джипе и серьезная перестрелка, в которой погибло по предварительным подсчетам около пятнадцати человек. После такого не всякий останется в живых, и Нина вдруг набрала сразу несколько сотен очков в глазах Роберта за смелость.

– Страшно было? – вдруг спросил Роберт, сам не понимая, отчего это ему вдруг захотелось с ней заговорить.

Нина опешила. Она не меньше Роберта была удивлена его попыткой завести с ней разговор. А потому молчала, но вовсе не из-за того, что не хотела отвечать, а просто потому, что была искренне удивлена.

Молчание Нины Роберт принял за нежелание говорить. Ну, что ж, не хочешь и не надо. Наклеив пластырь, Роберт бросил взгляд на ее шею и увидел отметины. Рука сама потянулась к ее лицу, и вот он уже отвернул его в сторону за подбородок, чтобы позволить свету упасть на шею.

Нина тут же отстранилась, словно от источника неприятных ощущений, хотя это было вовсе не так.

– Это просто синяки. Там все нормально, – выпалила она и растерянно забегала глазами вокруг, надеясь, что никто не увидел этого проявления нежностей.

Хотя она так и не поняла, почему ей вдруг стало стыдно за это прикосновение. Она вспомнила ту мысль, что посетила ее этим днем на заднем сидении сгинувшего в пламени джипа, и закравшееся внизу живота чувство стыда разгорелось с новой силой.

Роберт не стал докучать и удалился к беснующемуся Дэсмонду. А Нина обхватила рукой шею с сожалением о том, что кашне, изготовленное и подаренное Зариной в знак заботы, утеряно навсегда. Нине вдруг стало так печально и грустно от осознания этой маленькой трагедии, что захотелось плакать. Кто-нибудь скажет, мол, это всего лишь вещь! Но для Нины она была особенная, ведь Зарина вязала его не одно мгновение, и скорее всего не один день, и думала все это время о Нине. Кто-то в этом мире думает о Нине!