Айя Сафина - Нина. Книга 1. Проклятый дар

– Подъем! – прогремела санитарка басом.

Нина сначала не поняла, что все это означало, но просыпающееся тело на соседней кровати прояснило ситуацию: наступило утро.

Нина, наконец, увидела того, кто спал рядом. Толстая девочка немного старше Нины лениво потянулась, окинула враждебным взглядом новую соседку с ног до головы, после чего буркнула в ее адрес какое-то непонятное слово. Нина почувствовала в нем злость. Девочка надела резиновые тапки, встала с кровати, взяла со стула махровый халат и вышла из комнаты. Проводив соседку взглядом до коридора, где та исчезла, Нина заметила пробежавших мимо ее палаты детей примерно одного с ней возраста. По доносившимся снаружи звукам Нина представляла, как дети толпились в коридоре, издавая невообразимый шум. Они кричали, плакали, смеялись, кто-то ныл, другой скулил, третьи что-то бурно обсуждали, самые смелые, кажется, дрались.

Когда в проеме нарисовалась незнакомая женщина в белом халате, фигурой походившая на ту, что привела Нину сюда ночью, сердце девочки забилось еще чаще. Вид санитарки с полуседым пучком на затылке выражал гнев, от которого Нина вжалась в кровать и замерла, уставившись на грозную женщину, и не смея моргнуть.

– Тебе что, персональное приглашение нужно? – прорычала она, – вставай, говорю!

Ноги Нины онемели, тело свело в такой ступор, что она едва могла сделать вдох. Столько ярости исходило от этой жуткой женщины в белом!

– Не напирай! Она – новенькая! Вчера привезли! – крикнул кто-то из коридора.

– А-а-а, – промычала она, – ну, тогда идем! Добро пожаловать, что ли…

Женщина подошла к Нине и буквально одной рукой вытащила ту из кровати и поставила на ноги. Толстая жесткая рука грубо вытолкнула Нину в коридор, а потом схватила за запястье так сильно, что оно заныло. Женщина провела Нину через коридор, они завернули за угол. Наконец, Нина увидела источники гама. Около трех десятков детей примерно одного с ней возраста стояли длинной шеренгой вдоль стены. Нина не успела заметить, как сама стала частью этой шеренги. Она с ужасом смотрела на орущих вокруг сверстников и не могла поверить, что все происходило на самом деле. Мальчик перед ней беспрестанно водил руками из стороны в сторону, словно невидимый кукловод дергал за ниточки марионетки. Девочка позади Нины ковыряла в носу и раскачивалась, как неваляшка, напевая какую-то песню. Еще два мальчугана затеяли драку прямо возле Нины, благо, их тут же разняла все та же тучная женщина. И все это время со всех сторон доносился непрекращающийся плач и всхлипывания.

Шеренга куда-то продвигалась, и вскоре обескураженная Нина увидела пункт назначения. Впереди в светлой комнате, обложенной потрескавшимся кафелем, рядом друг с другом стояли два унитаза. На один садились девочки, к другому подходили мальчики. Нужда справлялась прямо на виду живой очереди. После чего они переходили к стене напротив – к трем умывальникам. Толпясь вокруг одного по двое, а то и по трое, дети чистили зубы. И этот конвейер работал под неусыпным контролем одной из тучных женщин в белом.

– Арина, не балуйся водой! Антон, перестань мазать всех пастой! Степан, я сейчас выпорю тебя! – то и дело кричала санитарка.

Нина с ужасом осознала, что ее очередь к унитазу уже почти настала. Девочка, стоявшая перед ней, подошла к унитазу, с отрешенным видом сняла трусики и села, умудрившись даже хорошо прозеваться, справляя нужду. Нина удивленно смотрела на трех мальчиков, столпившихся возле унитаза, они умудрялись даже играть в перестрелку со струями друг друга. И вот зевающая девочка все также безропотно встала, надела трусики, нечаянно заправив в них платье, и предоставила унитаз следующему. Но Нина не смогла сделать ни шагу. Ее потрясение достигло апогея.

– Эй! Чего застряла? – буркнул кто-то сзади и даже слегка толкнул Нину, но та едва обратила внимание на недовольство.

Зато застой был замечен одной из санитарок, которая краем ястребиного глаза увидела нарушение непрерывного потока. Она грозно прошагала к Нине, расталкивая ребятню, и дернула ту за локоть.

– Давай скорей! Ты всех задерживаешь! – зарычала женщина.

В этот момент на Нину напал первый в ее жизни ступор. Сознание провалилось в темноту, глаза закатились, жевательная мускулатура намертво сомкнула челюсти, шея напряглась и неестественно выгнулась, руки скрючились возле груди. Когда напряжение дошло до спины и ног, Нина уже отключилась. Если бы не толстые руки санитарки, Нина бы шмякнулась на пол, точно срубленное дерево. Но опытная женщина успела подхватить девочку и мягко уложить на холодный кафельный пол.

– Зара! Зови врача! – крикнула женщина.

Тело Нины забилось в судороге. Санитарка аккуратно подняла девочку и отнесла в комнату.

В то время Ян Калев работал в лечебнице штатным психиатром. Именно он пришел на зов обеспокоенных санитарок младшего блока. Он осмотрел девочку. Ввел миорелаксирующий препарат, тело Нины полностью расслабилось, и она впала в глубокий сон. Был сделан вывод, что причиной ступора явился стресс от мгновенного введения Нины в общество. Калев вычитал из истории болезни, что девочка едва разговаривала, была замкнутой, на контакт с людьми шла с трудом и воспитательные учреждения не посещала. Ее форма шизофрении предполагала постепенную социальную адаптацию.

– Она просто не знает, что такое социум, – говорил Калев, – ее пугают люди.

Калев повелел оставить Нину в покое до тех пор, пока она сама не проявит желание выйти из палаты. А пока ее необходимо водить в туалет в индивидуальном порядке и приносить еду в палату. Начать общение, как он предсказывал, Нина начнет со своей соседки.

– Аделаида – неагрессивная девочка, – рассуждал Калев,– ее лунатизм не опасен, а потому они не доставят друг другу много хлопот.

Разумеется, санитарки Зара и Дания были недовольны индивидуальным обслуживанием девочки. Ладно, водить в туалет, но приносить еду из столовой, извольте! Они – не служанки! Но, как бы то ни было, предписания врача следовало выполнять неукоснительно.

И когда Нина очнулась, ее ждал новый мир.

Толстые руки грубо хватали за локоть и больно сжимали запястье, ведя в туалет, где трясущаяся от страха и холода девочка пыталась справить нужду под присмотром огромной женщины в белом, от которой пахло раздражением и злобой. Подносы с едой громко стучали о стол, выражая явное недовольство санитарок установленными правилами «для принцессы», а когда в тарелках оставались недоеденные супы и котлеты, эти тучные фурии бросали озлобленные комментарии в адрес девочки.

Здесь не было любви для Нины. Здесь царствовали безразличие, раздражение и откровенная злоба.

Ночами напролет Нина выплакивала глаза, также беззвучно, как она это всегда умела.