Елена Арсеньева - Наследство колдуна [litres]

– И? – с замиранием сердца спросила Ольга.

– И никто ни слова не сказал! Все стоят какие-то сонные! – всплеснула руками Тамара. – Я подхожу к прилавку и вдруг соображаю, что кошелку-то я дома забыла: у меня одна газетка в руках, в которую было завернуто… – Тамара вдруг осеклась, как бы подавилась каким-то словом, потом быстро продолжила: – Короче говоря, яйца сложить не во что. А Женька все таращится на этого продавца… Его еще сильней перекосило, и тогда он достает из-под прилавка вот эту старую кошелку, кладет в нее десяток яиц, за который я заплатила, потом еще пять, говорит: «А это девочке подарок!» – и смотрит на Женьку жалобно-жалобно. А она засмеялась и говорит: «Спасибо!» И за руку меня тянет: пошли, мол. А колхозника как отпустило: вздохнул с облегчением и продолжал продавать.

– И что?

– И все, – пожала плечами Тамара. – И мы пошли дальше, по пути еще продуктов накупили… Женька всю дорогу потом зевала, я думала, она на ходу уснет, но около дома немножко приободрилась. Вот ты мне можешь объяснить, Оля, что это такое было?!

– Ляля, мы еще погуляем? – вдруг заглянула в дверь Женя. – Чуточку-пречуточку.

– Конечно, – кивнула Ольга, и от этого легкого движения у нее вдруг странно поплыло все перед глазами, а потом медленно, как бы нехотя, вернулось на места.

Взглянула на Тамару – подруга держалась за лоб, словно и у нее вдруг закружилась голова.

Дверь была уже закрыта – Женя ушла.

– Слушай, – проговорила Ольга, задумчиво разглядывая продукты, – а на какие деньги ты вообще все это накупила? Даже масло!

Тамара смотрела на нее исподлобья, как бы сомневаясь, сказать или нет. Потом решилась и пробормотала с извиняющейся улыбкой:

– Оль, ну, понимаешь, я платье продала. То – крепдешиновое, в голубых розах. Помнишь? Ну, такое: здесь воланчики, а на талии в сборочку… Я в нем в прошлый раз на базар ходила. И ко мне одна женщина – она картошкой торговала – пристала как с ножом к горлу: продай да продай ей это платье! У нее у дочки свадьба в следующее воскресенье, жених на фронт уходит… хочется, говорит, чтобы было что-то необыкновенное.

– И ты согласилась? – вскричала Ольга, вспомнив это платье – и впрямь совершенно необыкновенной красоты.

Впрочем, у Тамары все вещи были именно такие, что глаз не оторвать. Ольга ей один раз сказала:

– Можно подумать, ты в эвакуации собиралась каждый день в театры ходить, что такие наряды взяла.

– А разве это наряды? – удивилась тогда Тамара. – У меня просто нету ничего другого.

– И ты согласилась? – повторила Ольга почти с ужасом.

– Ну разумеется, – пожала плечами Тамара. – Свадьба, все такое… Жених на фронт уходит! Ну как откажешь?! Она с меня, честное слово, тогда же готова была это платье снять, но не могла же я идти по улицам в одном жакете. Кое-как уговорила ее подождать, условились, что принесу платье сегодня. И она мне за него масла дала килограмм, да еще… – Тамара перевела дух, торжествующе глядя на Ольгу: – Да еще сто пятьдесят рублей! Вот я и накупила разного-всякого.

– Да, вижу… – Ольга только головой качала. – И мясо! И яйца, да так много! Как тебе продали столько?

– Ну как-то продали, – рассеянно ответила Тамара, снова проводя рукой по лбу. – Там с этими яйцами какой-то скандал был на базаре, вроде бы кто-то их украсть пытался… – Она нахмурилась, словно пытаясь что-то вспомнить, потом пожала плечами: – Но я не обратила внимания.

– Ну и ладно, – отмахнулась Ольга. – Какое нам до этого дело? Дети хорошо себя вели?

– Отлично, не отходили от меня ни на шаг.

Подруги задумчиво переглянулись. Почему-то у обеих оставалось ощущение, что они о чем-то недавно говорили… о чем-то таком очень странном, что произошло на базаре… но вспомнить, о чем именно, не могла ни та, ни другая.

Что же, наверное, это было не слишком важно!

– Все это очень здорово – деньги, продукты, – вздохнула Ольга, – Но знала бы ты, до чего мне жалко того платья!.. Мы с тобой, конечно, сущие курицы. Сидим, вещи проедаем. Надолго ли их хватит?! Надо на работу устраиваться.

Тамара испуганно хлопнула ресницами:

– Оль, я ничего не умею делать, только быть домохозяйкой. Я десятилетку, конечно, закончила очень хорошо, с серебряной медалью, но в институт не поступала: ногу сломала и полгода то лежала дома, то лечилась в санаториях. Потом замуж вышла – ну вот и все, конец образованию.

– Но все-таки серебряная медаль! – с уважением протянула Ольга. – И не где-нибудь, а в Москве. Сейчас мужчины-учителя многие на фронт ушли, может, тебя в школу взяли бы, и с детьми у тебя очень хорошо получается, по-моему. Вечером, как они только разбалуются, стоит тебе запеть эту твою: «Спи, моя радость, усни…» – как они мигом затихают и падают спать!

– Ой, нет, – быстро сказала Тамара. – У меня терпения на детей не хватит. Я только с нашими нормально управляюсь, а с чужими – нет, не получится. Не могу же я им с утра до вечера петь: «Спи, моя радость, усни!» И вообще, у учителей тоже пайки совсем маленькие. На базаре говорили, что лучше всего снабжаются те, кто работает на оборонных заводах. Но туда нужны квалифицированные рабочие, а мы кто такие? Я, сказать по правде, спрашивала даже про госпиталь – может, санитаркой или что-нибудь такое. Только я крови до жути боюсь: чуть что, сразу в обморок – бряк!

– А я не боюсь, – вздохнула Ольга. – Однако в госпиталях все эти должности позаняты уже. Я узнавала. И в трамвайные кондуктора или вагоновожатые не возьмут, там такая драка за место… Уж вернулся бы наш квартирант, что ли! Или других поселили бы, все какая-то поддержка.

– Слушай, совсем забыла тебе сказать! – воскликнула Тамара. – Я на улице нашего участкового сегодня встретила. И знаешь, что он сказал? Этот квартирант еще по пути в Арзамас попал в аварию – его машина столкнулась с каким-то военным грузовиком. Шофер погиб, а его самого, раненного, в госпиталь положили, и, говорят, не скоро он оттуда выйдет. Переливание крови делали, а ее не хватило… в общем, он чуть не умер, но теперь получше стало. Так что участковый велел за его вещами приглядывать, потому что комната за ним остается.

– В аварию попал? Переливание крови делали? – повторила Ольга. – Ну надо же… Жалко, симпатичный мужчина.

– Да так, ничего особенного, – с подчеркнутым безразличием ответила Тамара. – Но все равно жалко, конечно. Хоть бы выздоровел. Не знаешь, что там за госпиталь, в этом Арзамасе?

– Не знаю, – пожала плечами Ольга. – Слушай, а по-моему, еще кто-то раньше говорил про Арзамас и госпиталь, ты не помнишь?

– Точно, точно! – ахнула Тамара. – Мы сказали, что он все продукты нам оставил, а Саша спросил, есть ли…

– Тамама, мы с Женей кушать уже хотим! – раздался вдруг голос Саши, и дети ворвались в дом.