Елена Арсеньева - Наследство колдуна [litres]

А вот что очень волновало Ольгу, так это появившиеся в газетах, начиная с 16 октября, призывы к всеобщей мобилизации студентов, школьников и даже домохозяек на строительство оборонительных сооружений – создание особого противотанкового пояса вокруг Горького, на дальних подступах к нему, за 70–80 километров от города. На работе только и говорили о том, что участковые ходят по домам и переписывают всех, кто может поехать на это строительство. Мобилизации не подлежат только совсем уж больные, дети или старики. И людей отправляют сразу, буквально в тот же день, почти не дав времени на сборы.

Ольга выбрала минутку и попросилась в кабинет к начальнику подстанции, сказав, что ей срочно нужно позвонить домой. Вообще-то служебным телефоном пользоваться настрого запрещалось, однако старый доктор без возражений указал на аппарат.

Ольга несколько раз подряд набирала номер, однако Тамара не отвечала. Наверное, гуляла с детьми.

– Федор Федорович, – осторожно сказала Ольга, разочарованно положив, наконец, трубку, – а нам на подстанции нужны еще жгутисты? Или, может быть, уборщицы? А то у меня есть одна знакомая, она такая аккуратистка, такая прилежная…

– За последние дни наш штат не то что заполнился, но даже переполнился, – усмехнулся начальник. – Раньше все боялись крови – теперь ее никто не боится. Зато все боятся землю копать… ввиду наступающих фашистских танков.

– Господи! – Ольга схватилась за горло от ужаса. – Да неужто там уже танки видели?!

– Не видели, так увидят, – сердито сказал Федор Федорович. – Мне говорил один военный, что меньше чем в двухстах километрах от южной границы области находится вторая танковая группа Гудериана. Насколько задержат танки эти валы, брустверы, окопы, которые будут вырыты или насыпаны вручную женщинами и детьми? Да и даже мужчинами, которых заберут с оборонных заводов на несколько недель? Если что, по их костям танки пройдут – и даже не заметят этого!

– Зачем же туда вообще ехать?! – в ужасе спросила Ольга. – Зачем зря надрываться народу?

– Вы соображаете, что говорите? – вскочил начальник. – Надо же что-то делать! Неужели выйти навстречу Гудериану с хлебом-солью?!

– Тогда почему вы все это мне рассказали, все эти кошмарные вещи? – смахивая слезы, пробормотала Ольга. – А, Федор Федорович?

– Да потому что я об этом все время думаю! – выкрикнул он. – А сказать некому! Супруга моя, Раиса Моисеевна, при каждом неосторожном слове трясется и уши затыкает – говорит, что меня посадят. Конечно, посадят, если кто-нибудь донесет!

– А я? – уставилась на него Ольга, растерянно хлопая глазами. – Я не донесу, вы думаете?

– Вы – нет, – махнул рукой Федор Федорович. – Такие, как вы, доносов не пишут! Или я в людях совсем не научился разбираться за жизнь?

«Да, не научился! – с горечью подумала Ольга. – Такие, как я, очень даже пишут доносы… И по этим доносам людей упекают в лагеря и тюрьмы, и люди пропадают там бесследно…»

– Вы кого устроить-то хотели на работу? – спросил Федор Федорович уже спокойнее.

– Подругу, – встрепенулась Ольга. – Правда, она крови боится и в обморок, говорит, сразу падает, но я еще больше боюсь, что ее мобилизуют на трудовой фронт. Она из Москвы, жена кавторанга, она такая нежная, что сразу там, на этих оборонительных сооружениях, помрет. К тому же у нас дети, у меня дочь, у нее сын, с которыми она занимается, пока я на работе, а если уедет, как же они одни? А так мы бы по очереди… Может быть, все-таки можно… как-нибудь?..

– Слушайте, вы верите, что я бы взял на работу вашу подругу, если бы место было? – спросил Федор Федорович уныло. – Взял бы, пусть бы она даже все время лежала в обмороке. Но не могу. Некуда! Вот только если самому рапорт написать об увольнении. Может, тогда ее на мое место посадят. Как думаете, справится она? Сможет руководить станцией гемотрансфузии?

Он криво улыбался, и Ольга понимала, что старый доктор пытается шутить. Поэтому она так же криво улыбнулась и сказала:

– Нет, не справится. Я пойду, Федор Федорович, вы меня извините…

– Это вы меня извините, – вздохнул старый доктор.

– Ну что вы! – всплеснула руками Ольга. – Спасибо вам, вы так со мной говорили… я даже не думала, что вы можете так со мной говорить!

– Я тоже не думал, что смогу так… говорить, – признался Федор Федорович. – Это вам спасибо. Иногда очень хочется не думать о том, что говоришь… Я вам искренне благодарен. И если вашу подругу все же мобилизуют, а вы не сразу найдете няньку, какое-то время с детьми охотно посидит моя супруга. Она, правда, особа довольно нервозная, но все же лучше, чем ничего.

– Спасибо, но, может быть, все обойдется, – пробормотала Ольга.

– Может быть, – кивнул Федор Федорович. – Но если нет, буду рад помочь.

В это мгновение зазвонил телефон.

Ольгу почему-то затрясло при этом звуке, хотя что, она телефонных звонков не слышала, что ли?!

– Начальник подстанции переливания крови номер 1 подполковник Федоров, – отчеканил Федор Федорович, сняв трубку, но тотчас лицо его приняло озадаченное выражение: – Что? Кого? Васильеву? По срочному делу? Минуточку.

Подал трубку Ольге:

– Это вас. Женщина. Она сказала, что ее зовут Тамара Морозова. Голос такой взволнованный…

– Тома, что случилось? – спросила Ольга, коснувшись дрожащими губами мембраны, но ответ она знала заранее.

– Кажется, не обошлось, – пробормотал Федор Федорович, и Ольга слабо кивнула в ответ.

Ромашов открыл глаза и некоторое время лежал неподвижно, преодолевая головокружение. После ярких красок кровавого коридора, в котором он только что находился, окружающий мир казался унылым и тускло-серым.

Потребовалось несколько секунд, чтобы он сообразил: это не мир серый – это серый брезент палатки нависает над ним!

Ромашов немедленно вспомнил все, что с ним произошло: ранение, мучительный путь в полковой медпункт, строгое лицо медсестры, неузнающий взгляд доктора Панкратова, а потом те странные события и откровения, которые навалились на него в красном коридоре. Наверное, это был бред, вызванный обезболивающими уколами и вспышкой высокой температуры, однако, несмотря ни на что, чувствовал себя Ромашов хорошо – очень хорошо! Мысли были ясными, раны не болели, словно их и вовсе не было, да и вообще сил необыкновенно прибавилось. Правда, его сверху придавливал какой-то груз, однако Ромашов небрежно сдвинул его и сбросил с себя.

Послышался звук падения чего-то тяжелого, и Ромашову сразу стало легче дышать. Он с удовольствием потянулся, закинув руки за голову, распрямив ноги, и свобода этих движений его изумила.

А как же сквозная рана в плечо? И нога, на которой только что делали операцию? Впрочем, возможно, он не чувствует боли потому, что еще действуют уколы?