Пауль Леппин - Хождение Северина во тьму. Пражские призраки

Вдруг показалось, что в темноте блеснули глаза, знакомые, но давно забытые. Чудесный, добрый голос пробудился в памяти и зашептал слова утешения. Северин развернулся и зашагал вниз по дороге к мосту.

Окно комнатушки на Староместской площади еще горело. Оно всегда гасло последним, гораздо позже остальных в этом большом доме. В городе царил сон, летучие мыши метались перед часами ратуши, но Зденка не ложилась до тех пор, пока думы не изматывали ее, а лампа не начинала мигать.

Северин поднялся к ней на этаж и застыл у двери. Он постучался и хотел позвать девушку, но голос не слушался.

— Северин!

Она открыла засов и, смущенная и сияющая, стояла в дверном проеме. Светлые волосы разметались по платью, руки были прижаты к груди. Осунувшееся личико озарилось, когда она подставила губы для поцелуя.

— Я знала, что ты вернешься, ждала тебя…

Северин опустился перед ней на колени и погладил ее руки. Он напоминал себе ребенка, сбежавшего из дома, но наконец пришедшего обратно.

— Я люблю тебя, — сказал он, понимая, что теперь говорит правду. А потом произнес ее имя, сердечно и счастливо, как никогда раньше:

— Зденка! Зденка!

Рука в руке, они подошли к окну и посмотрели в ночь. В переулках горланили пьяные, луна отражалась в оконных стеклах. Она висела над крышами города, как очаг, окутанный белым дымом. Северин ощутил, что происходит нечто волшебное, более прекрасное и великолепное, чем все приключения из книги про Богемские войны. Он наклонился к Зденке, ища ее губы, а когда поцеловал, тишину лунной ночи разорвал гул, раскатистый удар, будто земля разверзлась.

На Влтаве начался ледоход.

Исподволь опять пришло лето. В жизни Северина одна неделя незаметно сменяла другую, однако ничто не могло растормошить усталое сердце, застывшее с конца зимы. В тот вечер, когда он, несчастный, в слезах, появился в комнате Зденки, он и мечтать не мог о покое. Но сейчас в душе его царил поразительный штиль, обострявший ум, отчего Северин ходил улыбаясь, будто человек после тяжкой болезни. В нем пробудилась тонкая наблюдательность, и он взирал на мир с его тысячью мелочей, как чужак, для которого все внове и не перестает удивлять. Каждое утро он просыпался после долгого крепкого сна: горячее солнце сияло в окне, и он, открыв глаза, тут же зажмуривался, ослепленный; или, бывало, теплый дождь барабанил по стене дома, и Северин полной грудью вдыхал милую сладость влажного воздуха.

Они со Зденкой больше не расставались.

Воспоминания о зиме часто возвращались, навевая страх. Его любовь искала в Зденке защиту и с детским благоговением лелеяла их союз. По воскресеньям они, совсем как раньше, гуляли по паркам и предместьям. Сидя в кафе под открытым небом, они слушали, как на эстраде полковые оркестры одну за другой играют мелодии из Верди и Вагнера, венских оперетт и «Мечты австрийского резервиста». Свет пробивался сквозь листву каштанов и прыгал зелеными отблесками по скатерти, все еще хранящей сыроватый запах прачечной. Северин смотрел на красивое лицо Зденки и с медлительностью выздоравливающего подносил сигарету ко рту. Голоса людей, беседующих за соседними столиками, ласкали слух. Сама размеренная, упорядоченная, комфортная жизнь обращалась к нему в обрывках их разговоров, и он радостно в ней терялся.

Северину казалось, что в этом году лето совершенно изменило Прагу. Он всем телом чувствовал, как кипит ее кровь, но это больше не пугало его. Однажды, ближе к вечеру, прежде чем встретить Зденку у конторы, он пошел прогуляться по солнечным улицам. Смотрел на дворников, поливающих мостовую, и чувствовал себя счастливым, когда вдруг замечал фонтанчики воды, вырывающиеся из дырявых шлангов, и радугу, переливающуюся в каплях. У фонтана Франца и на набережной цвела акация.

Северин уселся на скамейку над рекой. Внизу текла Влтава, мимо, к мельницам, медленно плыла парусная лодка. Гряда облаков причудливой формы появилась в небе и на какое-то время закрыла солнце.

Северин помнил эту картинку с детства. Когда-то они с отцом ждали здесь, под акациями на набережной, тетю Регину. Забрезжило смутное воспоминание о тех днях, и перед глазами вновь встала темная комнатка в полуподвале, где тетушка жила вместе с немолодой подругой. Он всегда с удовольствием ходил к ним. За окном, за тюлевыми занавесками, висел домик с термометром, а у дверей домика стоял человечек под красным жестяным зонтиком. Подруга была больна: ее ослабевшее тело пожирал рак. Она арендовала киоск на Вифлеемской площади, деревянную будку на углу улицы, и днем торговала сигарами. В комнате, которую она делила с тетей Региной, витала неповторимая смесь запахов ладана и запасов табака, погреба и сухих венков, оставшихся после Праздника Тела и Крови Христовых. Все это обладало для Северина особым очарованием и заставляло его дрожать от сладостного предвкушения. Там, в комнате тетушки, где печатные лики святых соседствовали с церковными свечками, а коралловые распятия — с потрепанными сборниками гимнов, он впервые ощутил в душе страсти, терзавшие его с детства.

В нем зашевелились остатки былых чаяний. По ту сторону реки раскинулась Мала Страна. Он смотрел на нее и Карлов мост, на котором парами, как школьники, стояли скульптуры в длинных церковных одеяниях. Воздух еще веял Днем Яна Непомуцкого, и тихие воды несли опавшие цветы влтавской акации к ногам святого. С моста не успели убрать деревянные леса со стеклянными лампадками перед статуей мученика: сюда каждый год из деревень приезжали паломники почтить своего покровителя. Северин вспомнил, что в детстве и он с нетерпением ждал празднования памяти богемского святого. В канун этого события они с отцом шли на набережную, где уже толпился народ. С наступлением темноты зажигались фейерверки, и тонкие ракеты с негромким потрескиванием взмывали в небо. Под мостом проплывали украшенные огнями лодки, вверху перед алтарем святого Непомука молились крестьяне.

Северин уже много лет не был в церкви. Пыл юности растратил себя в череде слепых и небрежных порывов. Усталость, не отпускавшая Северина и следовавшая за ним изо дня в день вопреки любым помыслам, чуть отступила, позволив вспомниться старому, давно забытому детскому влечению. Послеполуденное солнце опьянило теплой дымкой ароматов акации и речной воды, взволновав едва заметным запахом тлена. По набережной, перешептываясь, прогуливались одинаково одетые девочки из приюта. За ними присматривала закутанная с ног до головы молодая монашенка, бросившая на Северина долгий взгляд из-под головного покрывала. Ее глаза напомнили глаза тети Регины — серые и кроткие, со звездочкой у зрачка.