Стивен Кинг - Оно. Том 1. Тень прошлого [litres]

«Совершенно верно», – отвечаю я.

«Commen ça va! – говорит он на французском долины Сент-Джона, который звучит почти так же, как канжунский [179]диалект. – Я, того, знал, что ты негр! Слушай! Однажды видел одного в книге! С такими же…» – Он не знал, как выразить свою мысль словами, поэтому протягивает руку и похлопывает мне по рту.

«Большими губами», – говорю я.

«Да-да! – восклицает он и смеется, как ребенок. – Бальшими гупами! Epais lèvres! Бальшие гупы! Я, того, хочу угостить тебя пивом».

«Так угощай», – отвечаю я, потому что не хочу его сердить.

Он рассмеялся, хлопнул меня по спине так, что я едва не пропахал носом пол, и протолкался к обитой толстыми досками барной стойке, у которой толпились примерно семьдесят мужчин и, может, пятнадцать женщин.

«Мне нужно два пива до того, как я разнесу этот сарай! – кричит он бармену, здоровенному бугаю со сломанным носом, которого звали Ромео Дюпре. – Одно мне и одно l’homme avec les épais lèvres [180]».

И они все расхохотались, причем добродушно, без всякой злобы, Майки.

Он получает пиво, дает мне кружку и спрашивает: «Как твое имя? Не хочу, эта, называть тебя Бальшие Гупы. Не звучит хорошо».

«Уильям Хэнлон», – говорю я.

«Что ж, за тебя, Уильюм Энлон», – поднимает он кружку.

«Нет, за тебя, – возражаю я. – Ты – первый белый, который угостил меня выпивкой».

И это правда.

Мы выпиваем это пиво, а потом еще по кружке, и он спрашивает: «Ты действительно негр? Потому что, за исключением épais гуп, по мне, ты выглядишь белым человеком с коричневой кожей».

Тут мой отец начинает смеяться, и я присоединяюсь к нему. Он так смеялся, что у него заболел живот, и он зажал его руками, поморщился, глаза закатились, он закусил нижнюю губу.

– Позвать медсестру, папа? – встревожился я.

– Нет… нет. Сейчас оклемаюсь. Хуже всего, Майки, что в таком состоянии ты не можешь даже смеяться. Что и так случается чертовски редко.

Он на пару секунд замолчал, и теперь я понимаю, что тот случай был единственным, когда в наших разговорах мы почти подошли к тому, что его убивало. Может, было бы лучше – лучше для нас обоих, – если б мы больше говорили об этом.

Он отпил воды из стакана и продолжил:

– Короче, я думаю, они хотели изгнать нас из своих «свинарников» не из-за тех считаных женщин, которые туда захаживали, и не из-за лесорубов, основных тамошних посетителей. Кого мы оскорбляли своим присутствием, так это пятерых стариков из Городского совета да десяток или около того человек, которые в этом полностью с ними соглашались, элиту Дерри, знаешь ли. Никто из них никогда не захаживал ни в «Парадиз», ни в «Источник Уоллиса», они поддавали своей компанией в загородном клубе, который тогда находился в Дерри-Хайтс, но они не хотели, чтобы черные из роты Е бывали в заведениях для белых, пусть даже речь шла о шлюхах и лесорубах.

А майор Фуллер и говорит: «Я никогда не хотел, чтобы их сюда присылали. По-прежнему думаю, что это ошибка и их нужно отправить обратно на Юг или, может, в Нью-Джерси».

«Это не моя проблема», – отвечает ему тот старый пердун, кажется, Мюллер его фамилия…

– Отец Салли Мюллер? – удивленно переспросил я. Салли Мюллер училась со мной в одном классе средней школы.

Мой отец мрачно усмехнулся.

– Нет, наверное, ее дядя. Отец Салли Мюллер тогда учился в колледже, в каком-то другом городе. Но, будь он в Дерри, наверное, стоял бы рядом с братом. И, если у тебя возникает вопрос в правдивости этой части истории, могу тебе сказать, что содержание этого разговора передал мне Тревор Доусон, который в тот день драил полы в офицерской казарме и все слышал.

«Куда государство посылает черных парней – это ваша проблема, не моя, – говорит Мюллер майору Фуллеру. – Моя проблема – вы отпускаете их в увольнительную вечером в пятницу и субботу. Если они и дальше будут появляться в центре города, может случиться беда. В этом городе есть отделение «Легиона», знаете ли».

«С этим у меня определенные сложности, мистер Мюллер, – отвечает ему майор. – Я не могу разрешить им пить в «Унтер-офицерском клубе». И дело не только в инструкциях, запрещающих неграм пить с белыми. Они все равно бы не смогли. Это «Унтер-офицерский клуб», понимаете? А все эти черные парни – рядовые».

«И это не моя проблема. Я просто надеюсь, что вы решите этот вопрос. Звание и должность налагают ответственность». – С этим Мюллер и отбыл.

Что ж, Фуллер решил эту проблему. В то время армейская база Дерри занимала огромную территорию, но использовала лишь малую ее часть. Все говорили, что больше ста акров. На севере граница базы подступала к Западному Бродвею, улицу отделяла лесополоса, которую специально там посадили. Теперь в этом месте Мемориальный парк, там и находился клуб «Черное пятно».

В начале 1930 года, когда все это случилось, это был всего лишь старый склад, в котором хранился всякий хлам, но майор Фуллер привел туда роту Е и сказал, что это будет «наш» клуб. Вел себя как папаша Уорбакс [181]или что-то в этом роде, а может, и ощущал себя таковым, предоставляя черным солдатам место, где они могли проводить время в своем кругу, пусть это и был старый сарай. Потом он добавил как бы между прочим, что отныне в «свинарники» нам путь заказан.

Конечно, нас это разозлило, но что мы могли сделать? И тут один из наших, рядовой Дик Холлорэнн, который на гражданке работал поваром, заявил, что мы сможем тут очень неплохо устроиться, если постараемся.

Этим мы и занялись. И мы действительно старались. Устроились очень даже неплохо, с учетом всех обстоятельств. Впервые придя туда, мы, конечно, сильно огорчились. Темный, вонючий сарай, забитый инструментами и коробками и заплесневелыми бумагами. Только два маленьких окошка и никакого электричества. Пол земляной. Я помню, как Карл Рун горько рассмеялся. Помню, как сказал: «Старина майор, он настоящий принц, правда? Пожаловал нам наш собственный клуб. Что б ему пусто было!»

А Джордж Брэннок, который тоже погиб в огне той осенью, добавил: «Это же чисто черное пятно, ничего больше». Название так и осталось.

Холлорэнн, впрочем, убедил нас перейти к делу… Холлорэнн, Карл и я, мы стали первыми. Надеюсь, Бог простит нас за то, что мы сделали… потому что Он знает – мы понятия не имели, как все обернется.

Через какое-то время к нам присоединились остальные. А что еще оставалось делать, если дорогу в Дерри нам перекрыли? Мы стучали молотками, забивали гвозди, чистили. Выяснилось, что Трев Доусон – хороший плотник, и он показал нам, как прорезать в стенах дополнительные окна, а Алан Сноупс где-то раздобыл для них цветные стекла, нечто среднее между прессованным переливчатым стеклом и тем, что ты видишь в церковных окнах.

«Где ты их взял?» – спросил я его. Алан был самым старым из нас, ему шел сорок второй год, таким старым, что многие звали его Папа Сноупс.