Стивен Кинг - Оно. Том 1. Тень прошлого [litres]

В нижней половине первой полосы нашлось место заголовку поменьше: «ПОЛИЦЕЙСКАЯ ОХОТА НА ПСИХОПАТА ПРОДОЛЖАЕТСЯ».

Бен толкнул створку большой стеклянной двери библиотеки и вышел на улицу. Почтовый ящик висел на стойке у пересечения пешеходной дорожки с тротуаром. Бен достал открытку из книги, бросил в щель почтового ящика. Почувствовал, как сердце ускорило бег, когда открытка выскальзывала из его пальцев. «А если она как-то узнает, что написал хайку я? »

«Не будь дураком», – ответил он себе, чуть встревоженный тем, как взволновала его эта идея.

Он зашагал по Канзас-стрит, едва понимая, что делает, да и не обращая на это никакого внимания. Его занимало совсем другое. Он представлял себе, как Беверли Марш подходит к нему, ее серо-голубые глаза широко раскрыты, рыжие волосы забраны в конский хвост. «Я хочу задать тебе вопрос, Бен, – обратилась к нему эта воображаемая девочка, – и ты должен поклясться, что ответишь честно. – В руке она держала открытку. – Это написал ты?»

Такая жуткая нарисовалась в его голове картина. Такая прекрасная картина. Он хотел, чтобы она стерлась. Он не хотел, чтобы она стиралась. Его лицо вновь начало гореть.

Бен шел и грезил, перекидывая библиотечные книги с одной руки на другую, а потом начал насвистывать. «Ты, наверное, подумаешь, что я ужасная, – продолжила Беверли, – но, кажется, я хочу тебя поцеловать», – и ее губы чуть разошлись.

А у Бена губы вдруг так пересохли, что свистеть он больше не мог.

– Кажется, я хочу, чтобы ты поцеловала, – прошептал он и улыбнулся широченной, беззаботной, абсолютно прекрасной улыбкой.

Если бы он в этот момент смотрел на тротуар, то увидел бы три тени, которые вырастали рядом с его; если бы он слушал, то до его ушей долетело бы цоканье шипов сапог Виктора, которое становилось все громче с приближением Виктора, Рыгала и Генри. Но Бен ничего не видел и не слышал. Бен был далеко-далеко, чувствуя, как губы Беверли касаются его рта, поднимая застенчивые руки, чтобы прикоснуться к ирландскому пламени ее волос.

Как и многие города, большие и малые, Дерри застраивался не по плану – он просто рос. Городские проектировщики никогда не разместили бы его там, где он в результате оказался. Центр Дерри расположился в долине, образованной рекой Кендускиг, которая протекала через деловой район с юго-запада на северо-восток. Остальные районы расползлись по склонам окружающих холмов.

Долина, которую облюбовали первые поселенцы, густо поросла лесом, хватало в ней и болот. Реки Пенобскот и Кендускиг радовали торговцев, но огорчали тех, кто распахивал поля и строил дома слишком близко к ним, особенно к Кендускигу, потому что эта река разливалась каждые три или четыре года. И угроза наводнений по-прежнему нависала над городом, несмотря на огромные деньги, потраченные в последние пятьдесят лет на ее нейтрализацию. Если бы причиной наводнений служила только сама река, этот вопрос решался бы постройкой системы дамб, но немалое значение имели и другие факторы. Скажем, низкие берега Кендускига. Или водосток с окружающей территории. В двадцатом столетии Дерри пережил много больших наводнений и одно катастрофическое, в 1931 году. Усугубляли ситуацию и многочисленные маленькие речушки, протекающие по холмам, на которых раскинулся Дерри – одной из них была Торро, в которой нашли тело Черил Ламоники. Если сильные дожди затягивались, все они выходили из берегов. «Если дождь идет две недели, весь этот чертов город подхватывает насморк», – как-то сказал отец Заики Билла.

В центре города Кендускиг взяли в бетонные берега канала, длина которого составила две мили. Этот канал нырял под Главную улицу там, где она пересекалась с Канальной, и река где-то с полмили текла под землей, прежде чем вновь выйти на поверхность в Бэсси-парк. Канальная улица, на которой, словно заключенные на поверке, выстроилось большинство баров Дерри, тянулась параллельно Каналу к выходу из города, и каждые несколько недель полицейским приходилось выуживать автомобиль какого-нибудь пьяницы из воды, загрязненной сверх всякой меры канализационными и сточными водами. Время от времени в Канале ловили рыбу, но только несъедобных мутантов.

В северо-восточной части города, в той части, где находился Канал, реку до какой-то степени удавалось удерживать под контролем. Вдоль нее располагались процветающие промышленные предприятия, несмотря на угрозу наводнений. Люди прогуливались вдоль Канала, иногда рука об руку (если ветер дул, откуда надо; если с противоположной стороны, то вонь начисто лишала эти прогулки романтики), и в Бэсси-парк, который отделялся Каналом от средней школы. Там иногда проводили сборы бойскауты, а «волчата» [87]жарили на костре сосиски. В 1969 году горожане, к полному своему изумлению и ужасу, обнаружили, что хиппи (один из них нашил американский флаг на седалище своих штанов, но этого красного педика в два счета вышибли из города) курят там травку и торгуют «колесами». К 1969 году Бэсси-парк превратился в аптеку под открытым небом. «Вот увидите, – предупреждали люди, – пока кто-то не умрет, они с этим не покончат». И разумеется, кто-то таки умер – семнадцатилетнего парня нашли мертвым в Канале, с почти чистым героином в венах. Такой героин молодежь называла белым гвоздем. После этого наркоманы начали покидать Бэсси-парк, и пошли рассказы о том, что в парке появился призрак этого парнишки. Глупые, конечно, истории, но если из-за них любители закинуться, обкуриться и ширнуться перебрались в другие места, тогда, по меньшей мере, это были полезные глупые истории.

В юго-западной части города река представляла собой более серьезную проблему. Здесь холмы сильно пострадали еще при движении великого ледника, и положение усугублялось продолжающейся водной эрозией, причиной которой служили Кендускиг и его многочисленные притоки.

Во многих местах скальное основание выпирало на поверхность, как наполовину вылезшие из земли кости динозавров. Ветераны департамента общественных работ Дерри знали, что после первого крепкого осеннего мороза их ждет ремонт многих и многих тротуаров в юго-западной части города. Бетон при морозе становился хрупким, а потом скальное основание неожиданно начинало выпирать сквозь него, словно земля хотела снести яйцо.

Эта скудная почва могла прийтись по душе только самым неприхотливым растениям с неглубокой корневой системой, которые сеялись сами по себе, другими словами, сорнякам, редким низкорослым деревцам, густому низкому кустарнику и ползучей дряни вроде ядовитого плюща и сумаха, которые росли везде, где им удавалось пустить корни. Именно на юго-западе земля резко уходила вниз к территории, известной в Дерри как Пустошь. Пустошью (хотя там как раз все заросло) называли неухоженный участок земли шириной в полторы и длиной в три мили. С одной стороны его ограничивала верхняя часть Канзас-стрит, с другой – Олд-Кейп, жилой район для малоимущих. С канализацией там было так плохо, что по городу постоянно ходили истории о лопающихся трубах и вытекающих нечистотах.