Джеймс Реннер - Затворник с Примроуз-лейн

– Эй?! – крикнул Сэкетт, нечаянно дав петуха, как подросток. – Есть здесь кто-нибудь?

Слева от двери он увидел узкий платяной шкаф. От него пахло кедром. Хотя прежде Сэкетт ни разу не переступал порога этого дома, он точно знал, что найдет внутри. Он не смог сдержаться – рука сама потянулась к дверце. Коробки, много коробок с надписями «разное». Верхняя стояла открытой, выставив свое содержимое напоказ: перчатки – всех цветов радуги, не меньше сотни пар. Сэкетт обернулся к лестнице и тут, уже освоившись в темноте, обнаружил кровавый след, тянущийся, скорее всего, из кухни прямиком в гостиную, в нескольких шагах левее. Судя по всему, по пыльному паркету тащили тело. Сэкетт расстегнул кобуру и, не доставая оружия, вошел в комнату.

След обрывался возле трупа. Старик с тысячей перчаток сидел в центре комнаты в луже засохшей крови, подпертый опрокинутым стулом. Кроме другого стула в углу – складного, металлического – да торшера с обтрепанным абажуром, валявшегося рядом на полу, мебели в комнате не было. Стены были полностью заставлены штабелями книг в мягких обложках – бумажные небоскребы доходили до высокого, в четырнадцать футов, потолка.

Голова мертвеца свешивалась на грудь, ноги были раскинуты. А пальцы – отрезаны.

Сэкетт, стараясь не ступить в темно-красную жижу, склонился над телом, одетым в грязную белую футболку и шорты цвета хаки. На футболке, ниже грудины, чернела дырка размером с десятицентовик – входное пулевое отверстие. Выползавшие из него личинки падали и приземлялись в подсохшую кровавую лужу со звуком легкого дождика, стучащего по окнам.

Сэкетт знал, что такие раны вызывают внутреннее кровотечение. Значит, большая часть крови на полу натекла из изувеченных рук. Сэкетт поднялся и прошел по кровавому следу на кухню. След привел его к блендеру.

– Это пальцы? – спросил Билли, глядя из дверей на толстые, покрытые плесенью обрубки в блендере. – О боже!

Юноша попытался подавить рвоту – раз, другой… на третьей попытке содержимое его желудка выплеснулось на пол, испортив Сэкетту картину преступления полупереваренным пирожком с ветчиной и сыром и «Кул-эйдом».

– Полегчало? – спросил Сэкетт.

Билли кивнул.

– В следующий раз, когда тебе скажут подождать снаружи, будешь делать как говорят?

Билли снова кивнул.

– Вот и славно.

Дэвид Нефф тосковал по жене. Особенно вспоминая, как она устраивалась на диване, откинувшись на большущую подушку, поджав колени к груди, и смотрела кино по каналу «Лайфтайм» или какое-нибудь дурацкое реалити-шоу. Однажды – незадолго до ее смерти – он сказал ей, что мужчина никогда не сядет на диван таким манером, это чисто женская фишка. И он любил эту фишку. Он обожал смотреть, как она притопывает ногами в такт происходящему на экране. Когда через два месяца после похорон он разобрал наконец ее вещи, то нашел детскую фотографию, где она свернулась на родительском диване – точно в такой же позе. Он прикрепил фото на холодильник. Фотография до сих пор висела там, рядом со смешными каляками их четырехлетнего сына.

В этот вечер, как обычно по четвергам, Дэвид сидел на полу гостиной перед диваном – ее диваном – с миской консервированных спагетти и пакетом чипсов и смотрел «Губку Боба». Эту серию он видел уже раз пять, но все равно записал ее себе по «ТиВо». Сын, Таннер, спал наверху.

Когда-то Дэвид был мужчиной хоть куда, но сейчас оброс жирком. Темные волосы, седины в которых было многовато для тридцати четырех лет, отросли так, что нависали на глаза; двойной подбородок покрывала трехдневная щетина. Засохшие пятна от кетчупа на рубашке свидетельствовали о с трудом выигранной битве с не желавшим есть обед Таннером. Вокруг – руины некогда обитаемого жилища, которое словно разнесло волной от взрыва самодельной бомбы, начиненной бельем и игрушками. Два раза в месяц сюда заезжала двоюродная бабушка Таннера, собирала одежду мальчика с камина, светильников, с вентилятора на потолке, стирала и возвращала в шкаф. Она отправляла сломанных роботов в мусорное ведро, раскладывала мягкие игрушки и детали «Лего» по предназначенным для них ящикам и меняла батарейки в игрушечном рояле и пистолете с пластиковыми шариками. Таннеру и Дэвиду хватало пары дней, чтобы вернуть все в привычное для них состояние. Ни тот ни другой ничего не имели против беспорядка.

Смерть жены квалифицировали как самоубийство, поэтому ее страховку Дэвиду не выплатили, а он с тех пор не мог работать. Но они с Таннером не нуждались в деньгах. Авторские отчисления за его первую книгу «Протеже серийного убийцы» пару лет назад достигли семизначной цифры, и она по-прежнему хорошо продавалась. Отчасти – благодаря статье в «Роллинг стоун», которая объявила его «лучшим криминальным документалистом со времен Трумена Капоте». Дэвид перестал следить за своим счетом в банке, но знал, что там больше, чем ему когда-либо мерещилось в самых смелых мечтах.

За время, прошедшее со смерти жены, он успел смириться с тем фактом, что «Протеже серийного убийцы» так и останется его единственной книгой. И ладно. Лишь бы Таннер был жив-здоров, а Дэвид проживет остаток своих дней, охраняя его счастье и благополучие.

Тут кто-то постучал в дверь. Дэвид никого не ждал. Бабушка Таннера в ближайшие дни к ним не собиралась. Наверное, соседский паренек, торгующий благотворительными конфетами, подумал Дэвид и не ответил. Но стук повторился, слишком сильный для мальчика. Дэвид подошел к двери и посмотрел в глазок.

Перед дверью стоял мужчина. Тощий, очки в проволочной оправе, лысая макушка в обрамлении остатков волос. Пол . Дэвид поморщился. Он не хотел видеть Пола. Он не хотел разговаривать с Полом. Это из-за Пола он не мог переживать свою утрату так, как, по его мнению, того требовала справедливость: влачить жалкое существование без гроша в кармане и ночевать в сточной канаве с другими горемыками.

Пол Шеппард был его издателем. Это он прочел его рукопись, созданную на основе реальных заметок, оставшихся от осужденного убийцы Ронила Брюна, и углядел в ней крупицу таланта. До «Протеже» Пол был сугубо местечковым издателем и снабжал мелкие книжные магазинчики нарядной продукцией вроде «Воспоминаний кливлендского сталелитейщика» и «Кливлендского путеводителя по домам с привидениями». Но теперь он открыл контору на Манхэттене.

Дэвид неохотно открыл дверь.

– Он живой! – вскричал Пол, вздымая руки, как Франкенштейн.

– Тсс! Ребенка разбудишь. – Дэвид махнул издателю рукой, чтобы тот заходил.

– Извини.

Войдя в гостиную, Пол покачал головой и присвистнул.