Фрэнсис Хардинг - Песня кукушки

— Вайолет! — проскулила Триста, и, когда Вайолет повернулась к ней, остальное вылилось из нее задыхающимся, всхлипывающим потоком: — АрхитекторвелелмнесъестьПен!

— Ты не хочешь повторить то же самое, но на этот раз словами? — предложила Вайолет.

— Архитектор, он сказал, я могу прожить дольше семи дней. Но… он сказал, что мне надо съесть Пен.

Вайолет секунду смотрела на нее, потом весело хмыкнула.

— Он плохо тебя знает, верно?

— Но… я правда могу съесть Пен, — запинаясь, произнесла Триста. — Я это знаю. Чувствую.

— Но ты же не станешь этого делать, — без колебаний сказала Вайолет.

— Откуда ты знаешь? — спросила Триста. Несмотря ни на что, она почувствовала, как ее страх отступает перед лицом твердой уверенности Вайолет. — Я сама не знаю. Как ты можешь знать? Я… чудовище. Когда я голодна, то способна на что угодно.

— О нет, конечно, я не могу быть до конца уверенной. — На лице Вайолет появилась улыбка. — Я знаю, что однажды ты проснулась и обнаружила, что ты больше не тот человек, которого помнила, не та маленькая девочка, за которую тебя принимали окружающие. Ты просто больше не она, и с этим ничего не поделаешь. Так что твоя семья решила, будто ты чудовище, и отвернулась от тебя. — Вайолет вздохнула, уставившись во мрак. — Поверь мне, это я понимаю. И позволь мне сказать тебе, как чудовище чудовищу: если тебе говорят, что ты чудовище, это еще не значит, что так и есть. Сейчас ты рассказала мне об этом, потому что ты хочешь, чтобы я не позволила тебе съесть Пен. Если бы ты была настоящим чудовищем, ты бы промолчала, верно?

Глаза Тристы начало жечь, и она утерла нити паутины рукавом.

— Дурочка, — добавила Вайолет.

— Вайолет, — снова заговорила Триста, совладав с голосом, — я могу спросить тебя кое о чем?

— Да-а-а, — послышался протяжный ответ, — но не прямо сейчас. Внизу что-то происходит. Что-то поблескивает. Вон там! Видишь?

Триста обратила внимание, что снизу доносится сиротливый и холодный звон церковных колоколов, отмечающих полночь. Она торопливо стерла остатки паутины с глаз и начала всматриваться туда, куда указывал палец Вайолет. Внизу, в слабо освещенных доках около реки, как ей показалось, что-то зашевелилось и блеснуло, словно пузырьки шампанского прочертили зигзаги на площади. Вайолет и Триста подпрыгнули, когда из-под моста, на котором они стояли, вдруг вылетел дикий поток крылатых созданий, направляясь к городу и вскрикивая металлическими голосами.

— Чайки, — прошептала Вайолет.

Триста промолчала, связанная волшебным обещанием. Она тоже видела белые крылья, как и Вайолет, но еще она видела бледные кожистые крылья, стеклянные крылья насекомых, крылья из бумаги и спутанных волос. Кое-где на птицах сидели наездники. Кое у кого было две головы. Никто из них не обратил внимания на Тристу. Она наблюдала, как диковинная стая торопится в сторону странного поблескивания на улицах. Источник этого поблескивания теперь перемещался в сторону отдаленного холма и вот-вот должен был скрыться с глаз.

— Мы их потеряем! — воскликнула Триста.

— Нет, не потеряем, — сказала Вайолет. — Садись в коляску. Они не единственные, кто умеет быстро передвигаться.

Триста стиснула зубы, ударяясь руками и ногами о внутреннюю часть коляски, когда мотоцикл резко понесся по улицам. Вайолет наклонилась вперед за рулем, словно кошка, приготовившаяся к прыжку. Всеми своими суставами Триста чувствовала каждый ухаб на дороге. Газовые фонари мелькали по обе стороны блуждающими огоньками. Над головой выгибались мосты, на секунду затемняя небо, затем исчезали. Фары мотоцикла отражались в тусклых витринах магазинов. Дома проносились мимо на большой скорости, словно картинки в зоотропе. [13] Зоотроп — устройство, изобретенное до эры анимации и создающее иллюзию движущейся картинки за счет чередования рисунков или фотографий, показывающих разные фазы движения.

Триста откинула голову назад и рассматривала небо в поисках намека на движение или более темного участка на его фоне. Воздух застревал у нее в горле. Она снова чувствовала запах, вызывающий у нее голод и наполняющий ее странным мрачным ликованием. Бодрящий сумеречный аромат предательства, напоминающий о Подбрюшье, Архитекторе и схватке с женщиной-птицей. Запредельники были где-то рядом, и от этого ее кровь забурлила.

Переулки, что вели на холм, были заставлены мусорными баками, велосипедами и завешаны сушившимся бельем. Мотоцикл ловко вырулил мимо них, с ликующим ревом выскочил на квадратную площадь на вершине холма и начал спускаться по извивающимся улочкам.

Когда они пересекали узкий мост, Триста глянула на улицу под ним, купавшуюся в тусклом желтом газовом свете. По ней ехал огромный черный «даймлер». Казалось, свет скользит по нему неловко, словно вода поверх воска. Двигатель не издавал ни звука. Пока она наблюдала, он завернул за угол и скрылся из вида.

— Там! — Отчаянный вскрик Тристы потонул в шуме двигателя, но в нем не было необходимости: Вайолет заметила машину. Миновав мост, Вайолет поехала направо следом за «даймлером». Краешком сознания Триста уловила шорох и на секунду подумала, что он раздается в ее собственной голове. Но на этот раз смеялись не листья, из которых она была сделана. Над головой хлопали крылья, и шепот разносился ветром. Взглянув вверх, она увидела силуэты, проносящиеся на уровне крыш. Кто-то распахивал темные крылья. У кого-то были широко расставленные полусогнутые ноги, словно у лодочника. Кто-то прорывался сквозь воздух, словно тот был тверд, как земля. Некоторые пролетали мимо и почти сразу скрывались из вида. Другие ненадолго присаживались на крыши, потом подскакивали с легкостью и силой блохи и двигались дальше.

Вайолет свернула налево, потом направо, снова налево по затененным улицам. Там и сям попадались пабы, из их ярких окон лился свет. Когда они подъезжали к перекрестку, неожиданно послышался звон колокольчика. Знакомый звук, но в этих странных обстоятельствах Триста не смогла узнать его. Вайолет резко ударила по тормозам.

Дорога впереди была ярко освещена фонарями, но вдруг на их пути показалось что-то огромное и прямоугольное. Нечто имело знакомые очертания двухэтажного трамвая, внутренности заливал электрический свет. Только сейчас Триста узнала тот звук — это был звонок трамвая. Трамвай промчался мимо вместе с двумя большими прицепными вагонами, тоже двухэтажными, но их вторые этажи были без крыши. Вместо привычного красного цвета трамвай и вагоны были черными, как ночь.

Триста успела бросить взгляд в их ярко освещенные салоны. В самом трамвае было собрание длинноносых мужчин в серых пальто и темных очках, они рассматривали город в бинокли. На нижнем этаже первого вагона кружком стояли женщины с красными-красными губами и лисьими воротниками, обернутыми вокруг шей, — лисы вполне могли быть живыми и просто спать. На нижнем этаже второго вагона сидел Архитектор в своем красивом спортивном комплекте с зеленым шарфом, а рядом с несчастным видом сгорбилась Трисс, одетая в белую шляпу и пальто.