Килан Берк - Клан

Горло сжала паника при мысли, как они переглядываются и смотрят на него, пока он ждет вердикта.

Знаем, пап.

Его все еще глодало сомнение, липкая рука замерла на мокрой от пота ручке двери. Кроме них, у него никого. Кроме них, он ничего не знал и, может быть, только сам себя пугает. Понятно, что Папа потерял к нему уважение, но забрать жизнь?.. Из-за такого?

Во дворе Папа поднимался на ноги. Как и Джошуа, стоявший рядом и трогавший тело доктора носком ботинка, он прижимал руку к уху. Люк видел, как доктор убрал пистолет от отца и спустил курок, выплюнув огонь, и, пока Аарон матюгнулся и пригнулся, Люк остался сидеть под взорвавшимся лобовым стеклом, надеясь вопреки себе, что одна из пуль вышибет ему мозги, исцелив раз и навсегда от страхов и сомнений, или что доктор прибережет хотя бы одну пулю для Папы.

Мысль была ужасная, он не мог не ощутить чувство вины, и все же, пока Папа не встал, показав, что жив, Люк молился, чтобы он умер и навсегда ушел из их жизни. Теперь он видел, как Аарон берет оружие из руки доктора и отводит затвор.

– Всего одна пуля осталась, – сказал он отцу.

Одна пуля , подумал Люк. Что ж он ее не потратил? Что ж ее не потратит Аарон? Но брат никогда так не поступит. Аарон будет предан отцу до конца. Неизвестно, из страха или уважения, да это и не важно. Аарон видел, как умирала Сюзанна. Несмотря на видимую заботу, проявленную на ферме Лоуэллов, он не станет вмешиваться, если Папа решит убить Люка. Это воля отца, а для них это все равно что воля Господа. Они служили, не задавая вопросов, и этого Люк, несмотря на многие годы преданной службы, так и не понял. Если бы не слова Лежачей Мамы, он бы никогда не уразумел, зачем они делают то, что делают, и смятение и внутренний конфликт, родившиеся в дни после смерти сестры, свели бы его с ума или вынудили бы сбежать.

«Фермер стреляет воронье и поливает жуков, чтоб защитить урожай, правильно? – однажды сказала ему Мама. – Стреляет диких псов, лисиц и проклятущих койотов, чтоб не таскали курей, не драли скот, правильно? Так же и мы. Мы редкая порода, все мы, и миру не терпится извести нас за то, во что мы верим, за то, что мы близки к Господу Всемогущему. Сгубить нас из зависти, потому что сами они к нему так близки не бывают. Они все звери, Люк. Гончие, которые подбираются к нам, хотят вырвать вас из моей груди, из милости Божьей, как сталось с твоей несчастной сестрицей – набили ее головушку гадкими мыслями и больными грезами, совратили, пока она не взбесилась от болезни и ее не пришлось усыпить. Не поддавайся им, мальчик мой. Папа научит, как оградить себя и родную кровь».

– Люк, – окликнул Папа. – А ну тащись сюда.

Слишком поздно. Он мог побежать, но его загонят. Он мог умолять, но они будут глухи.

Он умрет. Прямо здесь. И сейчас.

Его волосы пригладил теплый ветерок из разбитого окна, но он не шевелился.

Одна за другой к нему оборачивались головы. Сцена из его самых страшных кошмаров воплощалась в жизнь.

Вы все знаете, что делают с псиной, когда от нее больше нет толку, а?

Знаем, пап.

Отец сплюнул. Вытер рот рукавом.

– Парень, ты оглох, что ли? – он держал пистолет доктора. Пистолет с единственной пулей, которая оборвет жизнь. Его жизнь.

Не в силах унять дрожь, Люк уронил руку с ручки двери.

– Может, его ранило, – сказал Аарон. Затем громче: – Люк, тебя ранило?

Папа всматривался, ожидая ответа, затем зашагал к пикапу.

– Уж надеюсь, его ранило, – услышал Люк.

Много лет он видел, как писались от страха их жертвы, даже сегодня это случилось со старым доктором, но сам он никогда не понимал страха, из-за которого теряешь над собой контроль, забываешь о собственном достоинстве, деградируешь до уровня маленького испуганного ребенка. Только сейчас, глядя, как к нему приближается статная тень отца, как блестит пистолет в свете фар, понимание снизошло на него, проявившись во внезапном мокром тепле в паху. И будто все, что его сдерживало, смыл этот горячий поток, подстегнув к действию, – Люк подавил всхлип и быстро передвинулся на водительское сиденье.

– Пап? – окликнул Аарон встревоженно.

Отец промолчал, но остановился.

– Ты чего, сынок?

Сынок . Впервые за годы Люк услышал, как отец назвал его не «парнем», но любой эффект, который должно было возыметь над ним обращение, разбавило то, что любовь никогда не была сильной чертой Папы. Отец только хотел его задержать.

Неуклюже он потянулся вниз, горячо молясь, чтобы не найти в темноте под рулем пустой воздух, пока ключи прячутся в кармане Аарона. Тихий звяк металла – и он позволил себе выдохнуть, затем быстро выпрямился и повернул ключ. Двигатель ожил.

Он поднял глаза – в ночь, на лицо отца.

Глаза, которые вперились в него в ответ и чуть не высосали душу, оставив пустой оболочкой, вцепившейся в руль.

– Даже, блядь, не думай , – сказал отец, и его правая рука поднялась; палец твердо лежал на спусковом крючке докторского пистолета. Позади него замерли мальчики, из-за бледных лиц в свете фар напоминая привидений.

Время тянулось словно темные щупальца. Как и боялся Люк, они наконец вырвались из глаз и рта Папы и приковали грузовик к месту, превращая воздух в легких Люка в лед, прежде чем тот покидал его рот.

Когда они были детьми, Аарон однажды застал врасплох туристку, которая наткнулась на тело своего приятеля. Она не успела закричать, как он выскочил из-за деревьев и отвернул ей голову, сломав шею. Люк, сидевший на ветке, услышал этот звук впервые в жизни, и память о нем его не покинула. С тех пор он слышал его сотню раз, но тот, первый, остался с ним навсегда – он звучал, как скрип петель запретной двери в новый и страшный мир, куда он готовился войти.

Тот же звук издал пистолет в руке отца, когда он медленно взвел курок.

– Это из-за старикашки, что ль? – перекричал Папа двигатель. – Его наслушался? Совестно стало? Вспомнил о бедной сестричке-членососке? Весь поплыл, засомлевался, вдруг мы делаем неправильно?

Люк прочистил горло, глядя, как выхлопные газы клубятся у ног отца.

– Или это из-за фотокарточки , – дразняще произнес Папа. – Рассиропился из-за какой-то пизды старой, что ль?

– Люк, – позвал Аарон нетвердым голосом. – Ты чего?

– Драпать намылился, – ответил Папа. – Верно? Хочет нас бросить. Бога бросить.

Сердце Люка билось о ребра так сильно, что ему казалось, будто его слышат все, несмотря на двигатель. Дыхание ровно вырывалось изо рта, когда он медленно опустил руку на рычаг коробки передач и выдернул его из нейтралки, твердо держа ногу на тормозах. Машина покачнулась. Двигатель начал давиться, и на один леденящий кровь миг Люку казалось, что он заглохнет. Но тот кашлянул и продолжил урчать.