Джон Коннолли - Ночные легенды (сборник)

– И как?

Машину вела Илэйн. Свой «Бронко» Лопес думал забрать, когда она наутро подбросит его в город. У Илэйн был черный «Мерседес CLK430» с откидным верхом. Все-таки хорошо, что она работает в прокуратуре: не было такого ограничения скорости, к которому Илэйн Олссен не относилась бы с презрением. Бывало, на отрезке между Монпелье и Уайт-ривер она разгонялась так, что казалось, никакой, даже совокупный должностной вес Илэйн и Лопеса не убережет ее от посадки. Или от вербовки в какой-нибудь спецотряд НАСА по тестированию ракет.

– Что «как»?

– Ты после бара от силы пару фраз выдавил. Этот парень тебе чем-то досадил?

– В кожу впился, только и всего. Клещ. Никогда еще не встречал парня с именем Бадди [5], который бы мне нравился. Такие же неприятные типы, как те, что с ходу зовут тебя «дружище» и «приятель».

– Ты его думаешь выставить за шкирку?

– Да уже сделал. Сказал, чтобы он линял отсюда.

– Как ты брутально. Готова поспорить: каждая девчонка, на которую кладет глаз говнюк в баре, мечтает, чтобы ее бойфренд выпнул его из города.

Непонятно, это она с сарказмом или без? Лопес покосился на Илэйн; та ответила медлительно-томным взором.

– Отлично, – промурлыкала она. – Сексуально-то так.

В первый раз с момента стычки с Бадди Канцером Лопес улыбнулся, оттаивая.

– В следующий раз я его перед тобой изметелю.

– Ух, не могу дождаться, – смешливо протянула она. – Наваляй ему, офицер. Хорошенько наваляй…

Выйдя из бара, Бадди Канцер отправился на своем «Додже» обратно в мотель. Выезжать на следующий день он не планировал: перед напряжением ночи нужно место для отдыха. Но коп наверняка будет наводить о нем справки, так что до момента готовности надо уклоняться от следующего столкновения. После вылазки в бар Бадди убедился, что может довольно легко взять пару десятков человек, не вызвав никаких подозрений. А может, и больше, если там будет толкучка. Если намеченный план действий сработает, то потом можно будет устроить себе передышку на несколько недель, если не месяцев. Неплохо бы двинуть в Нью-Йорк, но зимой без ухищрений там сложновато достичь кожного контакта. Когда боль на время ослабнет, можно будет позволить себе спячку эдак до весны. Скажем, во Флориде или в Калифорнии. Отчего бы нет. Тот же Сан-Франциско с его бомжами и туристами весьма неплох.

В туалете на задах бара Бадди снова стало плохо; накатили мутная слабость и тошнота. Черный червь словно знал, что Бадди замышляет, и желал подстраховаться, что его носитель не даст задний ход, а потому напоминал ему, кто здесь главный. Иногда Бадди прикидывал: а что произойдет, если упереться и не идти у червя на поводу, выстоять до конца? Что за это будет – смерть? Как-то в начале, на вторую ночь после смерти доктора с секретаршей, он случайно нашел в ящике стола механика пистолет. Махнув для бравады пару стопок бурбона, он сунул себе ствол в рот и, закрыв глаза, представил, что сейчас спустит курок, но в итоге делать этого не стал. Не потому, что при желании не смог бы нажать на спусковой крючок. В этом и соль: тот, кого он представлял себе черным червем, не мог заставить его делать что-либо против собственной воли. Разумеется, для понуждения к определенному ходу действий он использовал боль, но контролировать свою жертву не мог. Так что у Бадди все равно оставалась свобода выбора.

Причиной, почему Бадди в ту ночь не нажал курок, была и проще, и неизмеримо сложней, чем контроль над разумом. Курка он не спустил потому, что ему нравилось то, чем он занимался. Передача другим частицы недуга, обжившего его собственное тело, давала не только освобождение, но и удовольствие. Он этим упивался. Смаковал ощущение приходящей через это силы, способности решать, кому суждено жить, а кому умереть. Это было богоподобно. Бадди все еще не знал досконально, существует ли черный червь в том обличье, какое представлялось ему – гладкий, лоснящийся под панцирем, рудименты глаз по бокам удлиненной головы со жвалами, напоминающими зазубренную рану, или же это не более чем мысленный образ, отражающий коррозию собственного нутра, извечно присущей ему запятнанности. Если червь присутствовал в нем на самом деле, то он был средоточием зла, и некая часть ощущаемого удовольствия разделялась, а то и производилась за счет этого запредельно чуждого присутствия. Если же червя не существовало, то в нем все равно обреталось зло, превосходящее самые гнусные зверства, какие ему доводилось лицезреть на телеэкране, и Бадди это знал. Иногда он размышлял, а есть ли другие, подобные ему; другие, разбросанные по стране, а то и по миру; те, кто передает заразу одним своим прикосновением и утоляет свою боль тем, что дарует ее другим. Этого Бадди не знал и, видимо, не узнает никогда. Как он дошел до этого, он тоже не мог объяснить. То ли воздействием каких-то сторонних сил, а может, это просто следствие его собственного морального распада. «Быть может, – рассуждал он, – я следующий шаг в человеческой эволюции»; существо, чья физическая оболочка стала отражением его морального состояния; человек, чья душа внутри разложилась и изгнивает, отравляя и преображая внутренности.

Кем бы он ни был, он был уверен в одном: сил и гибельности в нем больше, чем в любом обывателе этого задрипанного городишки, и скоро уйма народа здесь своей шкурой усвоит преподанный им урок.

Паркуясь на стоянке истонского мотеля, Бадди улыбался и тут заметил, как кто-то выходит из его номера.

Улыбка сошла у него с лица.

Джед Уитон попросил сына проверить того парня в двенадцатом. Фил готовился заступить в ночную смену, но у него с собой не оказалось книг по учебе; не оказалось даже дежурного чтива, чтобы как-то коротать время. Возле стойки был телевизор, но Фил, как и отец, включал его лишь в самых крайних случаях, когда некуда деваться от безделья. Возможно, юноша рассчитывал слегка наверстать нехватку сна: в кабинете имелся диванчик, а после двух ночи на стойку вывешивалось объявление: «Для вызова портье звонить в звонок». Вид у Фила был явно усталый и рассеянный; его как будто тянуло прикорнуть, свернувшись на диване калачиком.

– Сын, ты в порядке? – спросил Джед.

Фил отреагировал так, будто только что вышел из транса:

– А? Да нет, все нормально.

Джед в этом усомнился, но сын, надо сказать, делиться своими думками не собирался. Впрочем, если б была какая-то проблема, он, наверное, нашел бы способ озвучить ее отцу.

Между тем Фил ничего не добавил к тому, что Джед и без того уже знал после расспроса о ночи, когда в мотеле поселился Бадди Канцер. Фил сообщил, что на вид мужик ничего особенного. Приветливый до прилипчивости: не успел поставить сумку, как уже протянул для приветствия клешню.