Джон Коннолли - Ночные легенды (сборник)

Остаток ночи я не спал, а мучительно раздумывал над тем, что я нынче видел и слышал.

Следующим утром я спозаранку отправился в деревню. Там я купил хлеба и сыра, после чего остановился возле гостиницы Уэбстера, где тот готовился ко дню. Смотреть мне в глаза он избегал, но я сделал вид, что не улавливаю причины такого поведения.

– Я тут подумал, а не соизволите ли вы отведать со мной чаю? А то у меня с утра, признаться, в ногах слабость, вот я и подумал: с кем бы подкрепиться перед тем, как подаваться домой?

– Если есть желание, – осклабился Уэбстер, – то я могу сыскать и кое-что покрепче.

– Да нет, достаточно будет чаю, – отклонил я его предложение.

Уэбстер удалился на кухню позади стойки, чтобы согреть воды. Отсутствовал он всего пару минут, но за это время я успел сделать все, что намеревался. Из кармана сюртука, что неизменно висел у него на крючке за конторкой, я вынул скомканный носовой платок белого цвета, моля Господа простить мне это прегрешение. Когда Уэбстер вернулся, я как ни в чем не бывало сел с ним чаевничать, опасаясь, как бы его не потянуло чихнуть или высморкаться: тогда он, чего доброго, хватится своего платка. Попив чаю, я предложил оплату, но Уэбстер проявил щедрость.

– За счет заведения, – великодушно отмахнулся он. – В подтверждение дружеского чувства.

– Не сомневаюсь, – сказал я, перед тем как уйти.

Оттуда я пошел прямиком на песчаный берег. Лишь удостоверившись, что за мной никто не наблюдает, я опустился на колени и принялся рыть жесткий темный песок.

Той ночью я не спал, а потому, когда меня принялись звать по имени, не испытал, можно сказать, никакого удивления.

– Мистер Бенсон! Мистер Бенсон, проснитесь!

Под моим окном с фонарем в руках стоял Уэбстер.

– Прошу вас, срочно! Вы нужны! – глядя вверх, выкрикнул он. – Там на берегу какое-то тело!

Я встал с постели, накинул одежду, натянул обувь и спустился к двери. Когда я ее открыл, Уэбстер уже бежал в сторону берега. Над ним колыхалось полукружье зыбкого света, выхватывая из темени сероватую траву.

– Прошу вас, поспешим! – подхлестнул он меня с отдаления возгласом.

Перед тем как поспешить, с подставки для зонтов я не забыл прихватить толстую березовую палку. Она неизменно сопровождала меня во время прогулок; мне же нравилось ощущать ладонью шершавость коры, а сейчас ее вес придавал мне уверенности. Я направился за путеводным светом Уэбстера и, остановившись на гребне дюны, поглядел вниз на песчаный берег. Там, где на берег накатывали волны, лежал какой-то черный сверток размером со спеленатого младенца. Получается, я зря усомнился в Уэбстере и там действительно лежит какой-то пострадавший? Отбросив свои страхи, я ступил на ведущую к морю дорожку. Песок под ногами был мягок и податлив, и ступни неприятно увязали в нем примерно на дюйм. Я пошел. Впереди Уэбстер нетерпеливо подзывал меня подойти ближе, хотя сверток у него в ногах не шевелился, даже когда я опустился рядом на колено и осторожно ткнул сверток палкой. Медленно, дрожащими руками я развернул мокрую черную ткань, открывая его содержимое.

Взгляду открылись клочковатая шерсть, черный нос и длинный розовый язык. Это была собака, дохлая собака. Я поднял голову. Фонарь Уэбстера за это время успел отдалиться; этот человек как будто спешил уйти, оставляя меня на берегу одного.

– Мистер Уэбстер! – окликнул я. – Мистер Уэбстер, что все это значит?

Я собирался встать, но тут мне на секунду как будто обожгло лицо. Я потер это место и увидел на пальцах корочку черного песка. Всюду вокруг меня смещались, двигались, вихрились песчинки. Поднимались и опадали формы, образуя колонны, которые миг держали форму и тут же рассыпались в темные облака, сеясь обратно на берег. Их очертания до странности напоминали людей, только были как-то странно уродливы и горбаты, а черты их спрятаны под толстыми складками волос. Мне показалось, что из их голов ветвятся рога – искривленные изогнутые выросты, словно обвивающие череп с дальнейшим изгибом чуть ли не до шеи. Послышалось перешептывание, и я понял, что на протяжении прошлых ночей мне слышался не голос, а движение песков – шум отдельных молекул, что терлись друг о друга, сливаясь в странные конфигурации с тем, чтобы недолгим своим союзом воссоздать на считаные секунды какие-то древние забытые образы.

Уэбстер теперь бежал к спасительному прикрытию дюн и твердокаменной плиты, покоящейся на выступе мыса; поднятый фонарь он держал перед собой, чтобы не запнуться о выброшенные прибоем водоросли или случайную корягу. Я понесся следом, досадно увязая в песке, обретшем вязкость губки. У себя за спиной я ощущал какую-то растушую исполинскую форму, а затем глаза мои и рот начал забивать песок, словно вокруг моего лица стали вдруг смыкаться пальцы. Я отчаянно плевался и отирал лицо рукавом, но не оглядывался и не прекращал бежать.

Уэбстер впереди постепенно выбивался из сил. Мало-помалу я его настигал, но до дюн это произойти все равно не могло. Когда расстояние между нами сократилось еще на пять-шесть футов, я изо всех своих сил метнул в него березовую палку. Удар пришелся ему по затылку и получился крепким: Уэбстер тяжело и нелепо опрокинулся, фонарь выпал у него из рук, а пролившееся наружу масло вспыхнуло на песке. В этом внезапном взблеске огнистого света я увидел, как остекленело расширились его глаза; однако смотрел он не на меня, а на то, что за мной. Он попытался подняться, но я, перескакивая, ударил его вскользь ногой, и он снова распластался. Уже близок был крутой скат дюны, ноги мои скользили по более легкому и плотному песку. Ухватившись за пучок песчаного тростника, я по инерции вздернул себя наверх и уже оттуда глянул вниз на черные пески.

– Тебе не уйти, – сквозь одышку выдавил снизу Уэбстер. – Это старые боги, боги подлинные.

Встав, он нервными движениями отряхивал песок с одежды. Приближение тех форм он встречал настороженно, но не боязливо.

– Пади им в объятия, – призвал он хрипло. – Такова твоя участь.

– Нет! – выкрикнул я. – Эта участь не моя, равно как и боги.

Из кармана я выдернул свою скомканную столу и показал ему.

– Проверьте-ка свои карманы, мистер Уэбстер. Думаю, вы обнаружите небольшую пропажу.

Он все понял, это стало ясно по его лицу. Он стоял, окруженный пятью или шестью столпообразными смерчами из песка. Видно было, как он пытается прорваться, но неистовость их движения нарастала, ослепляя его и оттягивая назад. И тут они внезапно сгинули, и все стихло. Худой силуэт Уэбстера, обвиснув подобно тряпичной кукле, стоял один-одинешенек в гаснущем свете пролитого фонарного масла. Всякое движение на берегу прекратилось. Уэбстер неуверенно поднял голову в мою сторону и протянул руку наверх. Я в ответ машинально тоже вытянул руку, вниз. Не важно, что он замысливал со мною сделать, я не мог оставить его в опасности.