Лорен Оливер - Пропавшие девочки

Паркер провожает меня до офиса, где мистер Уилкокс и симпатичная темнокожая женщина, как я понимаю, та самая Донна, которая владеет запасами колы, в простом и добродушном тоне спорят относительно дополнительной охраны на празднике в честь годовщины парка. Ясно, что эти двое спорят уже много лет, хотя в действительности ни разу не были друг с другом не согласны. Уилкокс ненадолго прерывается, чтобы отвесить мне сердечный шлепок по спине.

– Ник? Довольна своим первым днем? Конечно, довольна! Лучшее место на Земле. Увидимся завтра, с утра пораньше!

Я забираю свой рюкзак, а когда возвращаюсь на солнце, меня там ждет Паркер. Он сменил футболку и держит свою красную униформу под мышкой. От него пахнет мылом и чистой кожей.

– Я рада, что мы работаем вместе, – говорю я, когда мы подходим к парковке, все еще забитой машинами и автобусами.

ФэнЛэнд открыт до десяти вечера. Паркер говорит, вечерние посетители совсем другие: моложе, более буйные, более непредсказуемые. Однажды, по его рассказам, он застукал парочку, занимающуюся сексом на Чертовом колесе, а в другой раз обнаружил в мужском туалете девчонку, вдыхающую с края раковины кокаин.

– Не уверена, что смогла бы выдержать Уилкокса в одиночку, – быстро добавляю я, потому что Паркер как-то странно на меня смотрит.

– Да, – отвечает он, – да, я тоже…

Паркер подбрасывает свои ключи вверх на несколько дюймов и снова ловит.

– Ну что? Подвезти тебя домой? Думаю, моя колесница скучает по тебе.

При виде его машины, такой знакомой, где все напоминает о нем, в моей голове вспыхивает воспоминание: запотевшее лобовое стекло, по которому стекают капли дождя, тепло тела, виноватое лицо Паркера и холодный жесткий торжествующий взгляд Дары, словно эти глаза – глаза незнакомки.

– Нет, спасибо, я сама, – быстро отвечаю я.

– Уверена? – Он распахивает водительскую дверь.

– Я на машине Дары. – Слова вырываются раньше, чем я успеваю их обдумать.

– Вот как? – Паркер выглядит удивленным. Я рада, что парковка заполнена. Так моя ложь, по крайней мере, неочевидна. – Тогда ладно. Ну… думаю, завтра увидимся.

– Да, – отвечаю я, отгоняя еще одно воспоминание той ночи, возникшее глубоко внутри ощущение того, что все изменилось и между нами тремя все уже никогда не будет по-прежнему. – Увидимся.

Я разворачиваюсь и собираюсь уйти (петляя так, чтобы Паркер не понял, что я направляюсь к автобусной остановке), когда он останавливает меня.

– Слушай, – говорит Паркер торопливо, – сегодня вечеринка в «Пивнушке». Ты должна прийти. Будет очень скромно, – продолжает он, – максимум человек двадцать. Но приводи с собой кого хочешь.

Последние слова он произносит забавным голосом, немного сдавленным. Может быть, это намек, и он хочет, чтобы я привела с собой Дару. В следующую секунду я уже ненавижу себя за это предположение. До того как они начали встречаться, между нами никогда не было ничего подобного.

Но Дара разрушила и это – просто потому, что она так захотела. Это была просто очередная ее прихоть, блажь, причуда. «Он такой сексуальный». Я помню, как она внезапно произнесла это однажды утром, когда мы все перешли дорогу и расположились в парке Аппер Ричис, чтобы посмотреть его игру в Алтимат фризби. «Ты когда-нибудь замечала, какой он невероятно сексуальный?» Мы смотрим, как он бежит по полю, вытянув руку, стремясь поймать ярко-красный диск. Мальчик, которого я знала всю жизнь, в одночасье изменился в моих глазах из-за слов, сказанных Дарой.

Еще я помню, как смотрела на нее и думала, что и она тоже выглядит незнакомкой – со своими волосами (в то время светлыми, с фиолетовыми прядями), толстым слоем угольно-черных теней на веках и красными губами, обведенными карандашом так, чтобы они казались полнее, в ультракоротких шортах, открывающих бесконечные ноги. Как могла моя Дара, мой «маленький цыпленочек», мой «носик-кнопочка», которая становилась на мои пальцы и крепко обнимала меня за плечи, так что мы могли притворяться единым целым, ковыляя по гостиной, превратиться в кого-то, кто употребляет слово «сексуальный», в кого-то, кого я едва узнаю́ и даже боюсь?

– Будет, как в старые времена, – говорит Паркер, и я чувствую сильную боль в груди, отчаянное желание вернуть нечто, давно утраченное.

– Да. Может быть. Я дам тебе знать, – лгу я.

Я смотрю, как он садится в машину, машет на прощанье рукой и уезжает, широко улыбаясь. Делаю вид, что ищу ключи от машины в сумке, а затем иду через парковку ждать свой автобус.

– Оу.

Я открываю глаза и изо всех сил моргаю. Лицо Дары с этого ракурса кажется большим, словно луна, если бы луна была изображена в сумасшедших красках: угольно-черные тени для век, серебристая подводка, большой красный рот, словно горячая лава.

– Ты меня толкаешь.

– А ты ерзаешь. Закрой глаза. – Она держит меня за подбородок и легко дует на веки. От нее пахнет ванильным «Столи».

– Ну вот. Готово. Смотри.

Я поднимаюсь с унитаза, на который она меня усадила, и встаю перед зеркалом рядом с ней.

– Теперь мы как близнецы, – радостно говорит Дара и кладет голову на мое плечо.

– Едва ли, – отвечаю я. – Я выгляжу как трансвестит.

Я уже жалею, что разрешила Даре сделать мне макияж. Обычно я пользуюсь «Чепстиком» и тушью, и то только для особых случаев. Теперь я чувствую себя ребенком в безумном карнавальном гриме.

Но самое забавное то, что в целом мы с Дарой действительно похожи. И все же, если она выглядит утонченной, стройной и симпатичной, я смотрюсь тяжеловато и плоско. Наши волосы имеют одинаковый неопределенный коричневатый цвет, но ее сейчас выкрашены в угольно-черный (как у Клеопатры, так она считает), а до этого были уже платиновыми, рыжими и даже – совсем недолго – фиолетовыми. У нас одинаковые ореховые глаза, широко расставленные. Одинаковые носы, хотя мой немного искривлен в том месте, куда Паркер зарядил мне мячом в третьем классе. На самом деле я немного выше, чем Дара, но догадаться об этом невозможно. Сейчас она в сапогах на умопомрачительной платформе и в просвечивающем платье, демонстрирующем контуры ее нижнего белья. Плюс колготки в черно-белую полоску, которые на ком-то другом смотрелись бы по-идиотски. А на мне то же, что я всегда надеваю на танцы в День Отцов-основателей: топ, узкие джинсы и удобные ботинки.

Вот главное, что можно сказать о нас с Дарой: мы одинаковые и в то же время – совершенно непохожие. Как солнце и луна, настоящая звезда и звезда морская: имеющие общие черты, конечно, но одновременно целиком и полностью разные. И светит всегда именно Дара.

– Ты такая красивая, – говорит Дара, потягиваясь. На краю раковины начинает вибрировать ее телефон и прежде, чем умолкнуть, делает пол-оборота по направлению к стакану с зубными щетками. – Ари, скажи?