Сарина Шиннок - Тихий Коррибан

- Где мой учитель? – грозно задаю вопрос я, хоть и не надеюсь на прямой и честный ответ. Очередные мутные разговоры никак не входят в мои планы, и я уже готов к тому, что, заслышав их, развернусь и уйду отсюда, но Талзин произносит только две фразы:

- Я могу забрать тебя отсюда, мой мальчик. Прямо сейчас.

- Мы можем, - прибавляет низкий мужской голос, и из-за ее спины выходит вперед мужчина-забрак. Желтоглазый, с кожей красного цвета, покрытой вытатуированными знаками, похожими на мои.

Я вспоминаю все, что говорила эта датомирка, еще при первой нашей встрече. Но в первую очередь она ведьма, и даже если это не мастерски созданная иллюзия, какое у меня теперь может быть с ней дело? Каким бы ни было мое прошлое, я не считаю свои детские годы ущербными и не нуждаюсь в запоздалой компенсации. Каким бы истязаниям, физическим и моральный, ни подвергал меня Сидиус, если бы его не было в моей жизни, моя участь была бы убога и бесславна. Боль, лишения, постоянные испытания – тот огонь, в который он меня швырял, и закалил мой характер. Это делает ситха.

- Пошли вы оба! – презрительно бросаю я.

Забрак, вышедший вперед, становится спиной к Талзин и опускается на колени. Она кладет руки ему на плечи и закрывает ладонями его глаза. В зале моментально темнеет, и где-то в дальнем его конце с парой датомирцев происходит нечто странное – кажется, что кожа лоскутами сходит с них, как слезает краска со стен во время наступления Тьмы. А когда мрак вновь становится не таким плотным, взору предстает результат процесса. Они обращаются единым, слитым из двух частей монстром. Задняя часть его – запрокинутая назад голова с безглазым, открывшим рот в беззвучном крике лицом, выгнутая спина женского тела с остатками красной одежды на нем, которая теперь сделана из содранной с кого-то заживо кожи. Передняя часть – крепко сбитое мужское тело, на котором теперь нет татуировок, но их узор изображен отсутствующими срезанными с него фрагментами кожи, что наводит на мысли о том, из чего же сделаны «одеяния» женской части. На лицо забрака с растянутым оскалом гнилых зубов опускаются стянутые ремнями худощавые женские руки. И две части монстра связаны воедино множеством тугих черных ремней. Тварь, стоящая на коленях, опирается на тяжелые разросшиеся культи, заменяющие мужской части руки. Она поднимает одну громоздкую конечность, собираясь произвести сокрушительный удар в пол, когда стена позади монстра рассыпается, покрывшись перед этим потеками красноватой ржавчины, и оттуда является Черная Пирамида. Горбатый монстр в грохотом бросает свой нож и хватает сращенное из двух частей чудовище. Неизвестно, откуда в его длинных и худых, покрытых обвисшей кожей руках берется сила, позволяющая ему поднять стянутую ремням тварь в воздух и разорвать пополам. Он действительно думал напугать меня этим? Может, когда-то я и лгал себе, но сейчас я уже точно ничего не боюсь.

- Я был слаб, - признаю я, уставившись на трехгранный железный шлем и представляя себе человеческое лицо, которое должно быть на его месте. – Поэтому я нуждался в тебе. Нуждался в том, кто накажет меня за мои промахи. Теперь пришло время покончить с этим.

Я снимаю с пояса меч и активирую оба клинка. Черная Пирамида тоже берет в окровавленные руки свое оружие. Мы выходим на середину алтаря, где разбросаны куски внутренностей сросшегося монстра. Я бросаюсь в бой. Почему-то в этот раз мне известно, что оружие будет эффективным. Я уверен, как никогда. Усталость и ранение сильно замедляют меня, но все же на атаку мне требуется гораздо меньше времени и усилий, чем этой твари, и вскоре я пронзаю ее клинком в области живота. Это замедляет монстра и теперь ограничивает его движения, я не ошибся. Выиграв момент снова, в прыжке я вгоняю клинок в его пирамидальный шлем. Монстр пошатывается, но не падает. Стоило ожидать, что он окажется самой живучей тварью на Коррибане. В ходе его новой попытки атаковать меня я лишаю Черную Пирамиду оружия, оставив его с коротким и бесполезным обрубком ножа. И тогда, к моему удивлению и негодованию, этот урод просто уходит. Тем же путем, каким и пришел. Я бросаюсь за ним к ржавой стене, но та начинает латать дыру. У меня нет возможности преследовать его. Я хватаю тускенскую винтовку и успеваю дважды выстрелить в спину Черной Пирамиды, но шаги его не стихают за зарастающей стеной. Я зол до крайности! И теперь у меня больше нет оружия дальнего боя, эта винтовка без патронов – просто костыль.

Оставшись ни с чем, я в ярости стучу прикладом в стену, пока не удается укротить эмоции. Тогда, опустив голову и тяжело дыша, я замечаю что-то, слабо поблескивающее у моих ног. Это оказывается старый ключ с прикрепленной к нему биркой, на которой стоит цифра 12. Видимо, это может быть единственный указатель, куда мне двигаться дальше. Нужно найти дверь, которую открывает этот ключ. Я покидаю ритуальные палаты и возвращаюсь к карте. На плане Академии есть только одно место, к которому число двенадцать может иметь отношение – Палата Темного Совета. Это помещение должно располагаться прямо под пирамидальным куполом. Я поднимаюсь по местами обрушенной почти полностью, побитой то опасного состояния винтовой лестнице к тяжелым, окованным металлом дверям. Возможно, когда-то на них были изображения, но сейчас это только изъеденное коррозией решето, осыпающееся на пол рыжей крошкой. Ключ с вопящим скрежетом проворачивается в заедающем замке – и моему взору предстает Палата Темного Совета, величественная, почти нетронутая разрушениями. Это просторный темный зал с круглой колоннадой и двенадцатью тронами, между колоннами установлено двенадцать больших каменных фигур в плащах с капюшонами. А на центральном троне, между двух статуй, в усталой позе, тяжело дыша, сидит мой учитель. Его руки в крови, седеющие волосы в беспорядке, на лице блестят капли пота. Он тоже сражался с чем-то – я думаю, Коррибан уготовил для него нечто, стоящее его деяний.

- Я получил твое сообщение, - как ни в чем не бывало, сообщает Сидиус. – Связь была очень плохой, но я понял, что у тебя проблемы здесь…

- Моя проблема – это ты! – оскалив зубы, рычу я.

Мне неведомо, что за выражение сейчас застыло на моем лице – я не контролирую себя и не хочу этого. Я не могу смотреть в лицо Сидиуса без неудержимой ненависти, без желания залить всю эту Палату его кровью! Он неизбежно видит и чувствует это, его лицо меняется, в глазах появляется настороженность.

- Мол, - произносит он предупредительным тоном и поднимает руку, словно хочет, чтобы я успокоился, подчинившись его повелению.

Он смотрит на меня, как на зверя, и это невыносимо! Ведь именно так он смотрел на меня всегда, пытаясь не учить, но натаскивать, дрессировать меня! Я никогда не подчинюсь более! Я отдаюсь своим эмоциям и со всей силы ударяю его в голову прикладом тускенской винтовки. Когда Сидиус падает на пол с рассеченным теменем и залитым кровью лицом, я ставлю ногу ему на грудь и бью прикладом снова. Я продолжаю, хрипя от ярости, наносить ему удары снова и снова, пока не превращаю его череп в месиво размозженной плоти и раздробленных костей.