Вадим Булычев - Два мира

Отец Борис остановился и попытался восстановить в памяти комнату, из которой тогда ускользнуло это существо. Это удалось ему без труда (на память он никогда не жаловался), он вспомнил все, вплоть до мельчайших подробностей. А потом дал себе мысленную команду. И тут же почувствовал, как стремительно перемещается в пространстве.

Через несколько секунд он оказался в подклети. Тварь была на месте и, что странно, никак на него не реагировала. Она сидела на стульчике (совсем как человек) и покачивалась, словно в трансе. Лапы у существа лежали на столике, и в этих лапах что-то ослепительно блестело.

Это был сияющий камень, многогранный кристалл. Грани кристалла переливались и манили едва выносимым для глаз сиянием, притягивали запредельной тайной и глубиной — в это сияние, в эту небесную глубину было невозможно не влюбиться. Отец Борис забыл обо всем, он, не отрываясь, смотрел на чудесный камень. Смотрел, зная (хотя и не мог понять откуда), что это за камень!

Нет, это не простой камень, с помощью этого камушка можно такие дела вершить, путешествовать по таким непредставимым мирам; можно творить такое, что его фаза по сравнению с возможностями этого кристалла — детский лепет. Да это же!.. И камень, конечно же, этой «киске» не принадлежит. Камень краденый.

Отец Борис и сам не понял, когда успел переместиться к стене напротив сидящей твари. Еще и примостился на торчащей из стены трубе. Дальше все произошло стремительно: существо открыло глаза и увидело его. А он выкинул вперед руку (совершенно не обдумывая свои действия) и грозным голосом потребовал отдать ему кристалл. Рука при этом как-то неестественно стала удлиняться, однако это его совсем не беспокоило. Тварь вскочила и дико завизжала. Это был невыносимый визг! Этим визгом отца Бориса сбило с трубы, закрутило, и через мгновение он очнулся в собственной постели… Он лежал с открытыми глазами, на правом боку. Надо бы снова попытаться по горячим следам войти в « фазу » [2] Фаза (практика фазы) — данный термин введен Михаилом Радугой, он же автор серии книг по фазе. Фаза объединяет в себе внетелесные путешествия, осознанные сновидения и астральные проекции. Суть фазы в том, что человек при полном осознании понимает, что находится вне своего физического тела; он помнит о своем физическом теле, но никак его не чувствует. и достать эту тварь… точнее, то что у нее было в лапах — камень, кристалл! Надо, но на него внезапно навалилось ватное бессилие и даже какой-то безотчетный страх. Нет, ему явно было не по себе.

Отец Борис закрыл глаза и сразу же перед ним заиграли грани этого проклятого камня. Он хотел его. И одновременно этот непонятный страх, как предупреждение, что ли. Чем больше он желал камень, тем сильнее на него из ночной тьмы надвигался страх. Он резко открыл глаза. Какое-то мгновение на него смотрело нечто — оно было похоже на черную оскаленную африканскую маску (такие маски коллекционировал на его прежнем приходе один из прихожан). Мираж растаял.

Отец Борис несколько раз глубоко вздохнул и даже перекрестился. Неужели я угодил на крючок к темной силе, — с тоской подумал он, — вот так вот банально и просто. Заигрался. И мои собратья, батюшки-ортодоксы, правы. Получается, правы! Нельзя туда лезть, нельзя. Ничего нельзя. Путь закрыт. Воздух во власти духов злобы поднебесной, да и в космос они же не пускают нас. На луну, хе-хе, и то не пустили.

И, конечно же, все эзотерические практики от сатаны. Ничего нельзя. Остается безмерное терпение и смирение — изо дня в день однообразное служение, требы, бабки, глушь. Изо дня в день, изо дня в день одно и то же, одно и то же. Замкнутый круг!.. Ничего-ничего, разберемся. С чего все началось, где может быть ошибка или, наоборот, знак судьбы?

Отец Борис занялся уже привычным просмотром своей жизни. К тому же это занятие сейчас и успокаивало. Он листал свою память как книгу. Каждая глава — целая эпоха, безвозвратно канувшая в пучину, словно сновидение, словно одна из прожитых жизней. И в то же время — это все он, сновидящий отец Борис, сосланный епископом в эту дыру.

Он листал книгу своей жизни: студент авиационного института, инженер на советском авиаремонтном заводе, примерный семьянин. Еще немного — и на дворе горбачевская перестройка, смутные надежды и ожидания. А потом случилось знакомство с книгами Блаватской и Штейнера, после этого у него началась другая жизнь и совсем другая глава книги. Вот короткие страницы духовного поиска: «ивановцы», «рериховцы», Шри Чинмой, Шри Ауробиндо, Ошо, Кришнамурти; наконец, долгая пристань — Карлос Кастанеда, осознанные сновидения, неповторимый вкус свободы. И горечь поражения.

Следующая глава: церковь, священство, жажда миссионерства. Увы, миссионерство оказалось иллюзией, даже вредной, никому в епархии ненужной ересью. Жажда миссионерства вылилась в книжный бизнес… Бизнес. Вот откуда идет роковая полоса, приведшая его сюда, в аномальную, кстати, зону. Да, но какой ценой… Книги поначалу не приносили большого дохода, а вот когда полноценная церковная торговля пошла, тогда и пошли деньги и все, что с ними связано, — зависть, ненависть, трения с епископом. А потом, почти восемь лет назад, ночью, он потерял в автокатастрофе всю свою семью.

Полгода ходил как мертвый. Но эти полгода стали его первой, по-настоящему серьезной переоценкой всего, во что он верил. Сюжет его книги жизни как будто совершил спиральный виток — он снова вернулся к своей сновидческой практике, только теперь делал все осторожно, это стало частью его ночной, тщательно скрываемой от всех жизни. Он реанимировал свой бизнес. И вот здесь как раз потерял всякую осторожность, даже шел на риск намеренно. В итоге, окончательный разлад с епископом, и вот он в Красном Куту, уже почти год…

Отец Борис занялся просмотром книги жизни в обратном направлении и незаметно задремал. Ему снился самый обыкновенный сон, в котором он был студентом авиационного института, и на дворе была брежневская эпоха, и они пили в общаге вино, и кто-то из его собутыльников рассказывал ему о каком-то Живоглазе…

Шимасса почти достал рукой до звезд, почти дотянулся. И вдруг звезды пропали, все заволокло бесцветной, беспредметной мглой. Он услышал свое имя, произнесенное с длинным змеиным шипением. И тут же стал стремительно падать в самую гущу мглы. Бледные лиловые огоньки носились вокруг него, падая вместе с ним. Огоньки противно свистели, сквозь свист отчетливо пробивались слова: «Шимасса вор, Шимасса вор, вор и раб…» Вот и конец, — обреченно подумал Шимасса.

Очнулся он у себя в подклети, под топчаном. Живоглаз был с ним, он сжимал его в лапах. Долго Шимасса лежал, боясь пошевелиться, соображая, чтобы все это значило, почему он не в Кургане, почему пришельцы его отпустили. Волшебный кристалл, Живоглаз, — догадался он, — им нужен кристалл, а не бедный Шимасса. А кристалл оставался здесь. Ведь он летал к звездам в своем дымчатом теле. Дымчатое тело… Благодаря кристаллу он нашел свое дымчатое тело! Вот это да! Мало кто из его народа может подобным похвастаться. Да почти уже никто! А когда-то многие умели пользоваться дымчатым телом.