Джастин Кронин - Перерождение

Куда же она попала? Автобус медленно полз мимо домов и магазинов с темными витринами, большой церкви, зоопарка и наконец оказался в центре, где Джинетт следовало пересесть на другой маршрут. Она долго прождала автобус, дрожа от страха и сырости под плексигласовым козырьком остановки. Сколько времени, она не знала: часы потерялись. Если слетели во время драки, полиция воспользуется ими как зацепкой. Впрочем, много ли расскажут дешевые «Таймекс», которые она купила в «Уолгринс»? Вот пушка расскажет побольше: куда она ее выбросила, на лужайку? Правая рука до сих пор немела от отдачи, а кости дрожали, как камертон.

До мотеля Джинетт добралась только на заре. Город просыпался. Когда она прокралась в номер, первые солнечные лучи уже пробивались сквозь предрассветную мглу. Эми спала, а телевизор по-прежнему работал: шла реклама какого-то тренажера. С экрана «лаял» мускулистый парень с длинными, собранными в хвост волосами и крупным хищным ртом. Джинетт понимала: времени в обрез, через пару часов за ней приедут. Как же у нее хватило ума бросить пушку?! Впрочем, сокрушаться об этом было уже поздно. Не глядя в зеркало, она ополоснула лицо, вычистила зубы, переоделась в джинсы и футболку, а «рабочую одежду» – мини-юбку, топ и жилет с бахромой затолкала в мусорный контейнер за мотелем.

Время сложилось в гармошку: все прошлые годы, весь жизненный опыт сжались под весом случившегося в эту ночь. Джинетт вспомнила, как укачивала новорожденную Эми: до утра просиживала с ней у окна, баюкала и нередко засыпала сама. Те счастливые минуты она будет помнить всегда… Дочкины вещи Джинетт сложила в ее рюкзачок с Крутыми девчонками, свою одежду и деньги – в пакет, потом выключила телевизор и разбудила Эми.

– Вставай, солнышко, пора ехать.

Малышка толком не проснулась, но позволила матери себя одеть. По утрам дочка всегда была сонной и заторможенной, и Джинетт радовалась, что они уезжают не вечером: пришлось бы долго объяснять и уговаривать. Эми съела батончик мюсли, запила теплой виноградной газировкой, и они выбрались на автобусную остановку.

Ночью, возвращаясь в мотель, Джинетт видела большую каменную церковь и табличку с надписью «Храм Пресвятой Девы Марии Скорбящей». Главное – не перепутать автобусы, и они с Эми туда доедут.

Джинетт посадила дочку на заднее сиденье и крепко прижала к себе. Всю дорогу девочка молчала, лишь раз сказав, что проголодалась. Джинетт достала еще один батончик из коробки, которую положила в рюкзачок вместе с чистой одеждой, зубной щеткой и игрушечным кроликом Питером. «Эми, доченька моя, – беззвучно шептала Джинетт, – прости меня, прости!» В центре они пересели на другой автобус и ехали еще минут тридцать. За окном мелькнул зоопарк. Неужели она пропустила остановку? Нет, ночью, по пути в мотель, церковь была до зоопарка, значит, сейчас будет после. Вот и церковь! Днем она уже не казалась такой большой, но Джинетт не слишком расстроилась. Она вывела Эми через заднюю дверь, а едва отъехал автобус, застегнула ей куртку и надела рюкзачок.

«Монастырь сестер милосердия», – гласила табличка на столбе у подъездной аллеи. Да, ночью Джинетт ее тоже заметила! Они с Эми зашагали по аллее, обрамленной старыми деревьями, вероятно, дубами с мшистыми узловатыми ветвями, которые смыкались над самой головой. Прежде Джинетт монастырей не видела и, какие они, не знала. Монастырь сестер милосердия оказался обычным домом, хотя и довольно красивым – из неярко мерцающего камня, с черепичной крышей и белой окантовкой окон. Прямо под окнами разбили аптекарский огород. «Да, – подумала Джинетт, – ухаживать за нежными стебельками – самое то для монахинь». Она помогла дочке подняться на крыльцо и нажала на кнопку звонка.

Вопреки ожиданиям Джинетт, открыла вовсе не старуха в черной мантии, или как там называется монашеский наряд, а женщина чуть постарше ее, за исключением покрывала на голове, одетая совершенно обычно: в юбку, блузку и удобные коричневые туфли. Чернокожая… До отъезда из Айовы чернокожих Джинетт видела лишь в кино, зато Мемфис ими буквально кишел. Она знала: некоторые черных недолюбливают, но у нее самой таких проблем пока не возникало. Что же, чернокожая так чернокожая!

– Простите за беспокойство, – начала Джинетт. – У меня машина сломалась, нельзя ли…

– Конечно можно! – проговорила монахиня, вернее, не проговорила, а пропела. Не голос, а музыка, ничего подобного Джинетт в жизни не слышала. – Заходите, обе заходите!

Монахиня посторонилась, пропуская мать и дочь в фойе. Джинетт знала: другие монахини, вероятно, тоже чернокожие, где-то рядом, спят, готовят обед, читают или молятся, они же целыми днями молятся! Судя по царящей в здании тишине, она не ошибалась. Сейчас ей следовало хоть ненадолго избавиться от монахини. Джинетт понимала это так же четко, как и то, что убила студента. Следующий поступок принесет мучительную боль… Впрочем, к боли она давно привыкла.

– Мисс…

– Пожалуйста, зовите меня Лейси, – предложила монахиня. – Это ваша дочка? – Она наклонилась к Эми. – Привет, а как тебя зовут? У меня есть племянница твоего возраста. Такая же кукла! – Лейси посмотрела на Джинетт. – Малышка очень застенчивая. Хотя, наверное, дело в моем акценте. Я из Сьерра-Леоне, это в Западной Африке. – Лейси взяла Эми за руку. – Знаешь, где Африка? За тридевять земель отсюда!

– Здесь все монахини из Африки? – полюбопытствовала Джинетт.

Лейси засмеялась, сверкнув белоснежными зубами.

– Нет, что вы, только я!

Воцарилась тишина. Джинетт очень понравилась монахиня, понравился ее голос и то, как блестели ее глаза, когда она разговаривала с Эми.

– Мы опаздывали в школу, – прервала молчание Джинетт, – а машина у меня старая – раз, и заглохла!

Лейси понимающе кивнула.

– Сюда, пожалуйста! – Она повела Джинетт с Эми на кухню, очень просторную, с большим дубовым столом и шкафчиками, на которых красовались ярлычки: «посуда», «консервы», «макароны и рис». Джинетт не представляла, как питаются монахини, но решила: раз их тут много, такие ярлычки – отличная идея. Лейси показала ей телефон, старый коричневый аппарат с длинным шнуром, прикрепленный к стене. Свои следующие действия Джинетт заранее продумала до мельчайших деталей. Лейси поставила перед Эми тарелку с домашним печеньем и стакан с молоком, а Джинетт набрала номер и под аккомпанемент автоответчика, вещавшего о переменной облачности, двенадцати градусах тепла и большой вероятности дождя ближе к вечеру, притворилась, что общается с представителем страховой компании, и кивала мнимым ответам.

– Эвакуатор пришлют с минуты на минуту, – объявила она, вешая трубку. – Сказали, чтобы ждала на улице. Аварийный комиссар неподалеку.