Роберт Говард - Боги Бал-Сагота (сборник)

Он заметил яркие точки, двигавшиеся светлячками во мраке. Тем не менее, это был не тот свет, каким он привык его видеть. В окружающей непроглядной темноте существовали области, где она была как будто не такой густой. По контрасту с окружающим мраком, который они лишь подчеркивали, не рассеивая, эти сумрачные области казались освещенными. Медленно, с огромным трудом непрошеные гости пробирались сквозь вечную ночь. Одна область сумрака на мгновение оказалась рядом, обрисовав погруженный в тени лик с неопределенно человеческими и вместе с тем смутно птичьими чертами. Пирр почувствовал, как волосы у него на голове поднялись дыбом, но Лилиту, не обращая внимания, продолжала тащить его за собой.

Сущее стало для Пирра смутным и спутанным ощущением, и ему начало казаться, что уже тысячу лет он бредет сквозь заполненную пылью и разложением черноту, влекомый и направляемый рукой демоницы. Наконец он услышал, как она со свистом втянула воздух сквозь зубы и замерла.

Прямо перед ними находилась еще одна сфера необычного свечения, и Пирр не мог определить, освещала ли она человека или птицу. Создание стояло прямо, как человек, но было облачено в серые перья или во что-то, более всего походившее на перья. В чертах его лица человеческого было не более, чем птичьего.

– Вот тот обитатель Шуалы, что наслал на тебя проклятие мертвых, – прошептала Лилиту. – Спроси его об имени того, кто так ненавидит тебя на земле.

– Скажи мне имя моего врага! – требовательно произнес Пирр и содрогнулся от звука собственного голоса, прозвучавшего безрадостным и зловещим шепотом в глухой темноте.

Глаза мертвеца вспыхнули красным, и он бросился на аргивянина, шелестя перьями. В его поднятой руке возник луч света. Пирр отпрянул, хватаясь за меч, но Лилиту прошипела:

– Нет, возьми это! – и его пальцы коснулись рукояти меча. В его руках оказался скимитар [19]с клинком, изгибавшимся, как серп луны, и сиявшим, как дуга белого пламени.

Пирр парировал удар птицеподобного создания, и сумрак осветили искры, жегшие как частицы пламени. Тьма цеплялась к аргивянину как темный плащ. Свечение пернатого чудовища путало и сбивало с толку. Как будто в лабиринте кошмарного сна, он сражался с тенью. Лишь благодаря пламенеющим отблескам клинка в руках его противника он мог уследить за ним. Трижды этот клинок зазвенел смертным набатом, когда воин в последнее мгновение сумел отразить каждый удар. Наконец серповидный меч в его руках рассек тьму и поразил птицеподобного противника в плечо. Издав скрежещущий вопль, существо уронило оружие и поникло. Из разверстой раны потекла молочно-белая жидкость. Пирр вновь занес скимитар, но тут создание произнесло голосом, в котором было не более человеческого, чем в звуке ветвей, трущихся друг о друга на ветру:

– Нарам-нинуб, праправнук моего праправнука! При помощи черных искусств он говорил и приказывал мне через разделяющую нас пропасть!

– Нарам-нинуб! – Пирр замер от изумления. Вырвав из его рук саблю, Лилиту вновь сомкнула пальцы на его запястье. И снова тьма растворилась в еще более глубоком мраке и вое ветров, дующих меж небесных сфер.

Пирр пошатнулся, оказавшись возле освещенного луной особняка, чувствуя головокружение после нового превращения. Рядом с ним между изогнутых алых губ блеснули зубы Лилиту. Ухватившись за густые волосы, собранные у нее на затылке, он яростно встряхнул ее так же, как встряхнул бы смертную женщину:

– Адская потаскуха! Какое безумие ты внушила мне своим колдовством?

– Никакого безумия! – с хохотом выкрикнула она, сбрасывая его руку. – Ты совершил путешествие в Дом Арабу и сумел возвратиться. Ты говорил с человеком, что умер много веков назад, и одолел его при помощи меча Апсу.

– Значит, это не было безумным видением! Но Нарам-нинуб… – Пирр замер в растерянной задумчивости. – Но почему? Во всем Ниппуре он был самым верным моим другом!

– Другом? – насмешливо переспросила она. – Что такое дружба, как не притворство, позволяющее приятно провести досуг?

– Но, во имя Имира, почему?

– Что мне до мелочных заговоров смертных? – сердито воскликнула она. – Хотя я припоминаю, как, завернувшись в плащи, люди из Эреха прокрадывались во дворец Нарам-нинуба.

– Имир! – Причина открылась перед Пирром во всей своей немилосердной ясности, как будто освещенная внезапной вспышкой света. – Он хочет продать Ниппур Эреху, но прежде должен избавиться от меня, потому что воины Эреха не смеют противостоять мне! [20]Поганый пес, погоди же, мой нож отыщет твое сердце!

– Выполни данное мне обещание! – Настойчивость Лилиту пересилила его ярость. – Я выполнила свое. Я привела тебя туда, где не бывал ни один живой человек, и возвратила невредимым. Я предала обитателей мрака и совершила преступление, за которое Тиамат привяжет меня к раскаленной решетке на семь раз по семь дней. Произнеси слова и освободи Ардат Лили!

Все еще поглощенный мыслями о предательстве Нарам-нинуба, Пирр произнес заклинание. С громким вздохом облегчения демон поднялся с выложенного плитками пола и вышел под лунный свет. Аргивянин стоял, склонив голову и положив руку на рукоять меча, полностью погруженный в мрачные размышления. Глаза Лилиту мгновенно обратились на ее супруга, передавая быстрое сообщение, и оба они стали исподтишка подкрадываться к задумавшемуся человеку. Некий первобытный инстинкт заставил того резко поднять голову. Демоны подкрадывались все ближе, их глаза горели в лунном свете, а руки уже протягивались к нему. Моментально Пирр осознал свою ошибку: он не заставил их дать клятву оставить его в покое. Теперь ничто не стояло между ними и его плотью.

С кошачьим воем демоны прыгнули на него, но еще быстрее он сумел отскочить в сторону и бросился к далекому городу. Слишком поглощенные страстным желанием пролить его кровь, они не думали прибегнуть к колдовству, но погнались следом. Страх окрылил аргивянина, но прямо за собой он слышал топот ног и нетерпеливое частое дыхание преследователей. Внезапно впереди раздался грохот копыт и, выбежав из потрепанной рощи мертвых пальм, он едва не столкнулся со скакавшим во весь опор всадником, в руке которого серебристо поблескивало что-то удлиненное. Выругавшись от неожиданности, всадник осадил коня. Пирр рассмотрел нависшее над ним могучее тело в чешуе доспеха, горящие из-под шлема глаза и черную бороду.

– Будь ты проклят, пес! – в ярости выкрикнул преследуемый воин. – Явился с мечом докончить то, что начал черным колдовством?

Конь дико взметнулся, когда аргивянин прыгнул вперед и перехватил поводья. Отчаянно ругаясь и пытаясь сохранить равновесие, Нарам-нинуб взмахнул мечом, целясь в голову нападавшего, но Пирр парировал и с убийственной силой ударил собственным мечом снизу вверх. Острие скользнуло по доспеху и пропахало глубокую борозду вдоль скулы семита. Нарам-нинуб завопил и, обливаясь кровью, свалился с рвавшегося коня. Его нога переломилась, когда он тяжко рухнул на землю, и в ответ на его новый крик из тени рощи раздался издевательский вой.