Софья Ролдугина - Сердце Города [СИ]

— Ну-ну, — пробубнила Бриджит, недоверчиво скосив взгляд. — А тебе, видать, что-то в глаз попало, да?

Пришлось срочно ретироваться в ванную.

Уже на обратном пути Мирилл заметила, что забыла выключить свет в холле на первом этаже, и сбежала по лестнице, на ходу вытирая руки подолом туники. Огляделась по сторонам, зачем-то проверила замки на входной двери, когда вдруг заметила на вешалке под ворохом прозрачных дождевиков тёмное пятно. Отдернула шуршащий полиэтилен в сторону, несколько секунд пялилась на незнакомый рюкзак — а потом вздрогнула, вспомнив.

Дэвид.

Потёртый «брезент» цвета хаки, молния с сорванной собачкой, торчащие из кармашка оранжевые наушники с отогнутым микрофоном. Внутри — обычный набор бывалого автостопщика и немного пикапера: полотенце, зубная щетка, ноутбук, пачка чипсов и пачка презервативов, пижонские тёмные очки и документы в прозрачном файле. Права, медицинская страховка, диплом, удостоверение личности… В права была вложена фотография женщины средних лет — в цветастой бандане и с такими же белесыми, точно обесцвеченными волосами, как и у Дэвида.

Мирилл очень аккуратно всунула документы обратно в файл и застегнула рюкзак, мысленно сделав зарубку на память — ночью, после того, как она завезёт обратно Бриджит, нужно заехать на мусоросжигательную станцию и сунуть рюкзак в печь, чтобы от Дэвида не осталось даже следов.

Впрочем, нет. Всё равно останутся — хоть в памяти той белобрысой женщины с горбатым носом и глуповатой улыбкой, потому что он был настоящим… Способным изменить если не вселенную, то хотя бы Город, за что и поплатился.

— Почему ты приехал сюда, идиот, — прошептала она, задыхаясь от ошеломляющей смеси пьяной нежности и раздражения. — У тебя ведь весь мир был как на ладони.

«В отличие от меня».

Когда Мирилл вошла в комнату, Бриджит сидела на ковре, спиной к двери, и вдумчиво складывала кассеты в коробку. В стеклянной дверце шкафа, по корешкам блеклых потрепанных книг скользнуло размытое отражение. Мирилл подняла руку, прикасаясь к губам — оно повторило за ней, с опозданием, неловким смазанным жестом — и вдруг спросила:

— Бридж, а как я выгляжу? Только не оборачивайся, скажи по памяти.

Она даже не удивилась вопросу. Пожала мясистыми плечами, хмыкнула:

— Как Джульетта в гробу. Маленькая глупая Белая Девочка.

— Мне уже тридцать два, — раздраженно отмахнулась Мирилл и повторила: — А все-таки? Я имею в виду цвет волос, глаз, или там рост…

Бриджит спокойно переворачивала кассеты лейблами вверх — одна к одной, очень аккуратно. Так же, как выкладывала апельсины на длинном деревянном прилавке в на углу Карбиш и Уэрсби.

— Не помню. Дырявая у меня память, не серчай на старуху.

Мирилл села на ручку кресла и привалилась спиной к стене, чувствуя себя подтаявшим пластилиновым человечком.

— Бриджит… Как ты думаешь, а я вообще существую?

— А то. Кто-то ж сожрал все сырные шарики, — заржала Бриджит. — Смотри, ещё живот вспучит — и сразу всякую маету из головы выкинешь.

— А я никогда не болею, — растерянно откликнулась Мирилл. Это было абсолютной правдой — хотя Бриджит, которая врала как дышала, наверняка не поверила.

Первую жертву Мирилл помнила очень хорошо. Высокая полнокровная женщина, переехавшая в Город с двумя взрослыми детьми, мужем и стайкой разноцветных волнистых попугаев — штук пятнадцать, не меньше, в трёх огромных клетках. Утроилась она на работу в архив, хотя по профессии — и призванию, что совпадает крайне редко — была археологом. Мирилл в то время заканчивала школу и знала по имени почти каждого в Городе, хотя её собственное имя уже тогда не помнил почти никто — в прошлом остались и обидные дразнилки, и наивная дружба. Только миссис Ханга, соседка и по совместительству работодательница, привечала нелюдимую старшеклассницу. Впрочем, и у самой хозяйки пекарни репутация была жутковатая — то ли ведьма, то ли сбежавшая наследница якудза, то ли просто отравительница собственного мужа… Но такой выпечки в Городе не было больше ни у кого — и потому миссис Ханга прощали даже небезупречную репутацию.

Новенькая же Мирилл понравилась — особенно рассказами о своих научных изысканиях и планах открыть секцию археологии при школе. Поговаривали, что где-то в городе спрятан то ли мегалит, то ли алтарь, то ли развалины языческого храма… Мирилл хихикала в кулачок и думала почти всерьёз, не рассказать ли ей о белых-белых, оплетённых цепким вьюном камнях в парке, чуть на отшибе, добраться до которых можно только хорошенько поплутав по ежевичнику. Камни оставались тёплыми даже в самую холодную погоду, выступали из земли гребнем, как позвонки огромного змея, и иногда вздрагивали от прикосновений, как живое существо. Но стоило ей только заикнуться об этом, как Город откликнулся густой, протяжной волной страха . Часы над заливом сломались и звенели сутки напролёт, а улицы заволокло таким густым туманом, что на расстоянии вытянутой руки уже и родную мать не узнаешь. А когда туман схлынул, то Город уже принял решение — и сообщил его воспитаннице, в своей особенной, ультимативной форме.

Дальнейшее запомнилось одним долгим, выворачивающим душу кошмаром.

Мирилл узнала о себе много нового. Например, что стащить нужные лекарства из аптеки — раз плюнуть, если двери не заперты. А от вида крови даже блевать не хочется, если её слишком много вокруг. И что инструменты из старого ящичка с чердака можно применять очень несвойственным им способом…

Или что Город может лишить ее собственной воли, когда ему вздумается.

Позже она сидела на террасе с полным шприцом обезболивающего в руке — две смертельные дозы на её возраст и вес — и хотела узнать только одно: почему?

— Потому что я не мог добраться до неё сам, — объяснил он без капли вины в голосе. Мирилл обернулась — и, естественно никого не увидела. — Ты единственная, кто справится с человеком судьбы. Ты особенная, — шепнул он снова из слепой зоны и едва ощутимо прикоснулся к волосам.

— Но почему ?

Мирилл казалось, что если ей полоснуть сейчас по горлу или по животу — на порог, дорожку, сад, улицу, набережную хлынет густой, черный, зловонный поток.

— А если бы ты точно знала, что определенный человек уничтожит тебя с вероятностью девять из десяти, как бы ты сама поступила?

— Сбежала бы?

— А если тебе совсем некуда бежать?

Это «совсем некуда» было как удар в солнечное сплетение. Мирилл выронила шприц, хватая ртом воздух — кислый грибной запах осени и глубокой ночи.

— Прости, — вздохнул он.

Мирилл заткнула уши.

— Тебя нет, тебя нет, тебя нет…

И его действительно не было, целый месяц или два. А потом случилась аномальная оттепель посреди зимы, и в саду вдруг свихнулись разом все вишни и яблони — покрылись бледно-розовым цветом, оглушили щекочуще-сладким ароматом… Мирилл всё боялась, что их прихватит мороз, и они погибнут, но обошлось. Цветы осыпались, деревья уснули, и снова выпал снег, а весной — ужасно поздней в том году — сад расцвел снова, наплевав на законы природы.