Вадим Сухачевский - Сын палача

Как это ни смешно, завершающую точку поставил кот Прохор, доставшийся им в наследство от покойного Борщова. Этот привереда с трудом приноровился к здешней простой пище, да и то приноровился не полностью — всякий раз капризничал, похудел изрядно.

Когда-то Борщов уверял, что его Прохор вполне понимает человеческую речь. Враль он был известный, но в данном случае, похоже, в его словах таилась какая-то доля истины, ибо, лишь только услышав слово «Москва», Прохор заурчал раскатисто, прыгнул к Кате и благостно к ней прильнул — видать, вспомнил столичные харчи, на которые никогда не скупился его прошлый хозяин, а знакомое слово возрождало надежду опять дорваться до всей этой вкуснятины.

И Юрий сдался.

— Ладно, — сказал он непонятно кому, Кате или Прохору, — в Москву так в Москву!

В ответ Прохор в чувствах даже лизнул ему руку, что вообще-то котам не свойственно.

Оставалось решить вопрос с Полей. Конечно, следовало доставить ее домой, но попробуй-ка это сделай, если девочка ни в какую не говорит, где ее дом.

К утру она вроде совсем поправилась, сама вскочила с кровати, хотела сразу начать что-нибудь делать по хозяйству, но Юрий остановил ее, усадил рядом с собой.

— Вот что, Поленька, — сказал он. — Все так сложилось, что нам с Катей сегодня же надо отсюда уезжать, так что хочешь не хочешь, а придется тебе домой возвращаться. Так что давай уж, говори, где живешь.

Поля долго молчала, сопела и наконец ответила:

— Нигде.

— Ну а родители твои все-таки — кто? — вмешалась Катя.

Снова долгое молчание и сопение в ответ, явно девочка соображала, можно ли с ними быть откровенной, и, видимо, в конце концов решив, что можно, произнесла тихо:

— Рубахины мы…

Теперь все становилось ясно. Семья раскулаченных Рубахиных, отец, мать и дочь, с год назад тайно обосновалась в землянке, в здешней тайге, Юрий их видел однажды. Но на днях все тот же подлец Бричкин выследил их, донес, и уже на другое утро всю семью погрузили в эшелон, уходящий еще дальше на восток, — все это Юрию рассказали верные люди. К нему здесь вообще относились с уважением и доверием. Однако о том, что дочке Рубахиных каким-то путем удалось сбежать, он узнал только сейчас.

— Понятно… — вздохнул он. — И где же ты собиралась дальше прятаться?

Она пожала плечами:

— Не знаю… Может, новую землянку себе бы построила… Или ушла бы куда-нибудь за Енисей, там, говорят, много таких прячется… — И вдруг взмолилась: — Дяденька Юрий, тетенька Катерина, а вы возьмите меня с собой в Москву! Я все умею, я вам обузой не буду, честное слово!

Тут и кот Прохор промурлыкал свое согласие и, трижды обойдя Полину по кругу, пометил ее своими боками и мордочкой со всех сторон. Своя, значит!

— Ну что с ней поделаешь, — покачала головой Катя, — придется ехать с ней.

На детском личике вспыхнула радость. Поля попыталась было поцеловать у Кати ручку, а когда та, убрав руку, пожурила ее за такие глупости, залопотала:

— Вы не бойтесь, на пропитание я себе сама заработаю. Могу стирать, кашеварить, шить могу. А то, если повезет, уборщицей где-нибудь пристроюсь. Я слыхала, в этой вашей Москве уборщицы зарабатывают, как тут начальник сельсовета… А спать я и в сенцах, и под дверью могу. Только возьмите, дяденька и тетенька!

— Не говори глупости, — строго сказала Катя, — ни в каких сенцах тебе спать не придется, и на еду зарабатывать не понадобится.

— Так что, вправду возьмете? — все еще робко спросила девочка.

— Раз сказали — значит, возьмем, — заверил ее Юрий, и Поля даже запрыгала от счастья.

К отъезду особо и не надо было готовиться. Васильцев приклеил себе бороду из Катиных запасов всякой бутафории, Катя же какими-то своими средствами навела в волосы седину, накинула на голову и на плечи большущий старушечий платок, так что никто не усомнился бы — едут куда-то старик со старушкой по своим делам и внучку с собой везут.

Проще всего было замести за собой следы. Юрий плеснул бензин на стены, чиркнул спичкой — через полчаса от дома остались одни головешки. Кто-нибудь увидит — поймет: достали все-таки браконьеры слишком бдительного лесника, а кто именно — здесь никто и искать не будет, дело обычное для тутошних мест, всех таких не переловишь. Разве что районное начальство озаботится: где теперь такого добросовестного и вдобавок непьющего лесника сыскать?

Выбирались так. Сначала прошли километров сорок по тайге до дальней станции, чтобы здесь кто-нибудь случайно не признал. Поля ни разу голоса не подала, что устала: стойкая была девочка.

На той дальней станции сначала переодели Полю в тамошнем сельпо, и она сразу стала выглядеть, как бедная горожаночка. Себе тоже купили дешевенькое, но городское.

Потом, доехав до Свердловска, снова переоблачились — теперь уже в одежду получше, Юрий бороду свою отцепил, а Катя свой платок выбросила.

А если случись, кто-то будет искать, куда делись те старик со старушкой? А никуда! Нету их! Может, и не было никогда, примерещились.

Когда скорым Свердловск — Москва прибыли в столицу, Юрий решил, что прятаться в каких-нибудь трущобах последнее дело: там-то их как нечего делать сразу и накроют — все тамошние давно под надзором у милиции, поэтому, не таясь (а честному человек чего таиться?), снял квартиру в большом доме на Первой Мещанской, с хорошей мебелью, даже с барским камином — благо, Катиных денег, оставшихся у нее с прежних времен, хватило бы еще на две жизни.

Хозяйке квартиры Юрий представился инженером, а когда та попыталась было уточнить, по какой части он инженерит, Васильцев так закатил глаза, что женщина сразу отлипла со своими вопросами, поняла: лучше-ка поменьше про него знать — тогда, как говорится, и проживешь дольше.

Конечно, НКВД, он знал, быстро установит слежку за непонятным «инженером», но Юрия это сейчас меньше всего беспокоило — все равно дня через два их троих уже не будет в Москве.

Квартира была по нынешним временам просто роскошная: две комнаты, кухня с газовой плитой, ванна с титаном, особенно поразившая Полину. Девочка даже прослезилась, обозрев все это роскошество:

— Вот жила, жила, а и не знала, как люди по-настоящему живут!

И Прохор довольно мурлыкал, уплетая дорогую печеночную московскую колбасу. Всерьез, видно, по ней, бедняга, исстрадался.

Из осторожности Юрий врезал во входную дверь аж три новых, весьма надежных замка. Квартира была на шестом этаже, так что гостя, влезающего в окно, тоже можно было не остерегаться. Боялся он не за себя и не за Катю — уж они-то могли за себя постоять, — а за Полю.

А оставаться одной ей приходилось бы часто: не для посиделок дома они с Катей приехали в Москву.

В первый день найти того липовых дел мастера не удалось, оказалось, он сменил адрес. Где он нынче обретается, никто из его дружбанов не знал. Вывели только на какого-то старого урку, первейшего дружбана этого фармазонщика, но тот жил в дальнем Подмосковье, так что встречу с ним пришлось отложить до следующего дня.