Андрей Киселев - На краю Вселенной

Америка не очень его правда встретила приветливо, гостя из России, точнее гибнущей тогда России. В те девяностые, когда рухнул Советский Союз. Передел сфер влияния между группировками. И вот на этой волне, он и взлетел. Многих просто надолго закрыли, других зарыли, или утопили в Енисее, сбросив с моста в Красноярске «Три семерки». А вот он выжил. Обычный водила, неудачник, ставший волшебным образом в одну прекрасную ночь миллиардером.

Он, Виктор. Сам плохо уже помнил, как все получилось после того договора с Цербером на перекрестке дорог. Но он, проснулся уже богатым, и у него все просто поперло. И ему везло всюду везде и всегда. Кругом всех убивали, а он выходил сухим из воды. После сделок и продажи целых предприятий и дележки денег. У него даже была своя банда, но время прошло. Каких-то десять лет. Все за каких-то десять лет. И вот он уже миллиардер и живет в Майами. У него своя семья и ребенок. Все как-то, появилось внезапно. Как-то, радикально, и сразу.

Сразу он стал другим человеком, и сразу после той ночи. Он просто проснулся и уже с чемоданом денег. И с желанием иметь все и ничего никому не отдавать. У него уже была семья и дети. Ленка, правда, единственная его дочь, но, любимая и самая ему дорогая. Он стал даже, боятся за семью и особенно теперь за свою дочь. Он был изрядно замаран на Родине, да и тут было тоже не безопасно. Он плохо помнил, как заработал первый миллион, но, хорошо помнил, как заработал первый миллиард, распродав с молотка один из заводов со своими подельниками, которых у него уже теперь не было.

Их не было, а он остался. И вот он уже заключает сделку с мистером Джексоном. И он живет в Америке. В Майами.

Виктор вдруг, вспомнил ту прожитую всю прошлую жизнь, и ему вдруг сейчас показалось, что он ее не жил никогда. Все было просто этаким скоротечным странным сном. И чем, он больше о ней думал, тем ему это больше казалось. Словно, сном в какой-то криокамере или морозильнике. Как на борту какого-то звездного корабля. Летящего сквозь звездный космос. Он, почему-то, помнит яркие даже звезды, вокруг его, как той ночью при встрече с Цербером на том Овсянском перекрестке у Астафьевской церквушки. Вблизи старого заброшенного кладбища.

Он хорошо помнил жизнь до заключения контракта с Цербером. И те восьмидесятые годы, когда работал водителем грузовика, и когда проснулся миллиардером. Но, вот промежуток тот был ему хоть и знаком, но, как словно, не из его собственной жизни. Хотя он был.

Между прошлым и настоящим. И он помнил его. Он жил в нем. Девяностые годы, что пронеслись, словно в коматозном паралитическом сне смертельно больного, которые, преследовали его Виктора теперь и в настоящем.

Этакое Де-Жа-Вю.

Но, откуда у него такая странная память? Странное Де-Жа-Вю, как говорят обычно французы, когда что-то происходит знакомое или повторяется. Здесь что-то было вообще запредельное. Странная жизнь, которой у него возможно и не было. Но, он ее почему-то помнил. Он ее проживал. И все помнил до мелочей. И она его вывела в миллиардеры. В того, кем он теперь стал.

Он помнил, как занимался переделом и рейдерным захватом предприятий.

Помнил девяностые в которых участвовал. И их помнил как, какой-то странный кошмарный сон, и как у него была своя банда. И первый свой заработанный миллион. Это он помнил после той ночи проведенной с демоном Цербером. Когда это все мелькало как в том детском калейдоскопе в его голове. И эта теперешняя его жизнь, взаимно завязана на то, что ему сейчас почему-то показалось странным вдруг сном о прошлом в криогенной морозильной камере, какого-то звездного корабля.

Цербер, он, или она, была всю ночь вместе с ним, и всю ночь они оба не слазили друг с друга, но, он это плохо, как-то помнил.

Обрывками и все во сне. Он помнил трясущиеся голые четвертого размера в лицо ему тычущиеся торчащими возбужденными черными сосками женские титьки и страстные жаркие адские поцелуи демона на своих губах. Те ее поцелуи, высасывающие его, словно, всю человеческую мужскую силу. И все остальное. И черные демона, смотрящие сверху на него горящие изнутри ярким мерцающим пламенем прожигающие всего его Ада глаза. Он плохо это все помнил, но Цербер поимел его в самом прямом смысле слова, там тогда на том перекрестке, прежде, чем исчезнуть. Эта черноволосая безумно красивая чернобровая демоническая красотка, совершенно уже вдруг голая, с растрепанными над ним длинными волосами, стеная и извиваясь в разные стороны, прыгала на нем верхом на его торчащем возбужденном мужском детородном члене, и он наслаждался с ней любовью. Это происходило в неком ином измерении, отделенном от этого реального уже мира. Словно он висел в неком черном звездном пространстве. И этот свет от звезд, и тот же свет, что в ее горящих глазах, откуда-то распространялся вокруг Виктора. Словно, он был уже в Аду и горел в пламени того Ада.

Она была на самом деле далеко не скромная кроткая девственница, и буквально заездила его до седьмого пота, но когда он тогда очнулся, то был уже не у себя дома в своей постели. А совершенно в другом месте и был уже миллиардером. Но, он, почему-то помнил, как доплелся ночью до дома из той Овсянки. Вверх до поселка Молодежный, где он тогда еще жил, когда он работал водителем и вел ту, почти нищенскую совершенно одинокую жизнь. Словно, это уже не был он. То есть он, но он другой и уже не совсем реальный. Словно, это было тоже, но когда-то давно.

Он жил тогда там, там, когда-то давно и с самого еще рождения, пока живы были родители своего единственного пожизненного неудачника сына. И вся вот эта о прошлом жизнь, как некий реальный до мельчайших подробностей превратилась в некий глубокий беспробудный и далекий сон, сон, превращенный в некую запредельную уже иную далекую с разницей в десять лет реальность. А эта теперешняя его жизнь, как словно была не его жизнь. Словно, он жил, чьей-то чужой жизнью. Как будто ее отобрали у кого-то другого и отдали ему. Сложилось такое представление, что уже те обе жизни были обе не его теперь жизни.

Словно, он завис, где-то посередине. Где-то, среди тех ярких горящих звезд космоса. В том красном мерцающем свете, что был в черных глазах того демона Ада Цербера.

И все как сон пронеслось, будто перед его памятью, но было это или этого не было, он вообще толком не помнил. Он проснулся сразу миллиардером и сразу в Америке. Он помнил свою жизнь до того чертового контракта и уже теперь после, но тот между ними промежуток… Де-Жа-Вю.

Откуда он все знал это, и откуда такая, вот сразу у него появилась жизнь.

Это все тот чертов Цербер из той колдовской книги и тот перекресток. И если бы не прошедшие так быстро десять лет, он бы, наверное, и не вспомнил о том договоре с демоном ночи. Память сама пробудилась и напомнила ему о том колдовском договоре, который он когда-то заключил с Цербером. Он хотел радикальных перемен в жизни, и он их получил. Но, еще с этим, эту странную в нагрузку вполне реальную о прошлом память.