Вольфганг Хольбайн - Бремя Могущества

— Что… что это было, Говард? — шепотом спросил я. — Боже правый, что же… это могло быть? — Не обращая внимания на слабость, я попытался подняться и смотрел на него округлившимися от страха глазами.

Говард наклонился ко мне, мягко уложил меня на подушки и обменялся с Рольфом озабоченным взглядом.

— Ничего, о чем бы тебе стоило беспокоиться. Сон — да и только.

— Да никакой это не сон! — возразил я. — Это было… Боже мой… да ведь вся комната стала на себя не похожа и…

— Это были видения, галлюцинации, — отвечал Говард, и теперь в его голосе уже не было прежней мягкости, наоборот, он словно приказывал мне воспринимать происшедшее именно так. — Возьми себя в руки, Роберт, прошу тебя. То, что ты пережил, — не более чем галлюцинации. Ничего общего с реальностью они не имели. Во всяком случае, пока.

— Пока? — ошалело переспросил я. — Что… что это значит?

— Этого я не знаю, Роберт, — ответил Говард. — Я на самом деле не знаю. У меня есть… одно подозрение. Собственно, это лишь догадка, не более.

— Так скажи мне!

— Нет, — отказался Говард. — Пока об этом вести речь преждевременно. Вот завтра в это же время, вероятно, мы будем знать уже больше.

— Черт возьми! На карту поставлена моя жизнь! — прошипел я. — Я имею право знать, что…

В дверь постучали. Говард тут же вскочил, жестом приказав мне умолкнуть, и быстро прошагал к дверям. Подозрительно кстати появился этот визитер. «Уж не нанял его Говард специально, чтобы избавить себя таким образом от моих докучливых расспросов?» — мелькнуло у меня в голове.

Это был портье. Я мгновенно узнал этого маленького человечка с лисьим личиком, хотя видел его всего раз, да и то мельком в самый первый день, когда мы только приехали сюда. Он не очень вежливо раскрыл дверь, хотя Говард пытался пообщаться с ним через узкую щелочку, и уже собрался по–хозяйски прошествовать комнату, но Говард загородил ему дорогу.

— Слушаю вас? — осведомился он.

— Я… Мне послышались крики, мистер Филипс, — сказал портье. — Крики и шум. Словно здесь дрались. — Он встал на цыпочки, чтобы через плечо Говарда обозреть комнату, и взгляд его застыл на Рольфе и его уже начинавших темнеть от злости глазах.

Ничего подобного не имело места, — быстро заверил его Говард. — Весьма благодарен вам за внимание, однако…

— Тем не менее я слышал крики, сэр, — упрямился портье.

Говард вздохнул.

— У моего племянника случился приступ, — признался он. — Но теперь ему стало лучше.

— Приступ? — Вообще–то Говард мог бы изобрести отговорку и получше, потому что при слове «приступ» на лице портье проступила еще большая настороженность. — Поймите меня правильно, мистер Филипс, — сказал он. — Но отель наш заботится о своей репутации. И коли ваш племянник болен, вам следовало бы показать его врачу, либо…

Вздохнув, Говард раскрыл бумажник, вытащил десятифунтовую банкноту и, сложив ее, быстро сунул в жилетный карман портье. Тот тут же смолк.

Еще какие–нибудь вопросы? — тихо спросил Говард.

— У меня?.. Думаю, что нет, сэр, — ответил портье. — Но если вашему племяннику действительно потребуется врач, то…

— …то я обращусь к вам, — пообещал Говард. — Несомненно. А теперь прошу извинить нас. Больше этого не произойдет, обещаю вам. — И, не дожидаясь ответа, захлопнул дверь перед носом у портье, после чего устало привалился лбом к косяку и закрыл глаза.

Кто это был, Говард? — тихо спросил я.

— Это? — Говард усмехнулся. — Портье. К счастью, этот человек любит деньги, однако… — Встретившись со мной взглядом, он смущенно умолк. Улыбка его потухла, и сразу же стало заметно, насколько он утомлен. — Все нормально, Роберт, — успокоил он меня. — Я все тебе объясню. Все. Но не сейчас. Мне с Рольфом надо побывать в порту, но через полчаса мы вернемся. После у нас будет время. Я думаю, ты тут обойдешься пока без нас?

— Думаю, что обойдусь, — ответил я. В действительности же я внутренне содрогался от перспективы остаться одному в этой проклятой, заколдованной комнате. Но интуиция моя подсказывала мне, что ничто мне не угрожает, по крайней мере, в ближайшее время.

Говард внимательно посмотрел на меня.

— В самом деле?

— Абсолютно в этом уверен, — подтвердил я. — Мне уже гораздо лучше. Кроме того, обещаю быть хорошим мальчиком и никуда не убегать, дядя.

Говард ухмыльнулся.

— Ну, вот и хорошо. А мы отправимся туда, Рольф. — Он тут же повернулся и поспешно направился вон из комнаты, и этот торопливый уход очень уж походил на бегство…

Прогнав эту мысль, я отбросил одеяло и осторожно уселся в постели. После этого приступа слабости и дурноты я столь же внезапно почувствовал себя энергичным и полным сил и даже пожалел о своем обещании никуда не отлучаться из гостиницы.

Однако обещания не выходить за пределы своей комнаты я не давал. Ничто не мешало мне спуститься вниз, в гостиную, и пропустить стаканчик — желание это пробудилось во мне после недели воздержания от спиртного, и вообще, во мне просыпалось желание действовать. Именно оно и заставило меня нагнуться за своими брюками и… я вдруг окаменел.

Взгляд мой упал на противоположную стену. Две или три секунды я молча смотрел на белые обои, и потом у меня невольно вырвался вскрик.

Жарко пылавший камин освещал меня своим трепетным пламенем. На белых обоях четко отпечаталась тень, моя тень. В том, что это действительно моя тень, никаких сомнений быть не могло. Тень эта, огромная, приплясывавшая на белых обоях, размытая по краям, непрестанно двигалась, словно в ней была заключена ее своя, собственная жизнь. Но тень эта не могла быть тенью человека…

Было еще довольно рано, и в «Черной овце» народу пока было не густо. Основная масса завсегдатаев должна появиться здесь лишь к вечеру, после работы, когда рыбацкие лодки возвратятся в порт, а крестьянские поля опустеют. У длинной, прожженной сотнями сигар стойки сидело лишь двое гостей, еще двое играли за столиком у единственного, Бог знает сколько лет не мытого окошка в шахматы. И все равно в воздухе стоял тяжелый дух застарелого табака и пива, а хозяин за стойкой уже сейчас выглядел таким измученным, каким ему следовало бы быть за минуту до закрытия.

— Обожди здесь, — тихо сказал Бенсен. Отойдя от Норриса, он направился к стойке и кивнул хозяину. Тот с преувеличенной неторопливостью отставил чистый стакан, который протирал, бросил салфетку на стойку и обстоятельно отер руки о запятнанный фартук, после чего также неспешно направился к тому, кто его звал.

— А, Бенсен, — пробурчал он. — Каким ветром тебя сюда занесло? Уж не долг ли возвратить пришел?

— Завтра, — механически ответил Бенсен. — Я обещаю, Хэл. — Он как бы невзначай оглядел паб. Двое сидевших за шахматами с головой ушли в игру и даже не смотрели в их сторону, а пара других пьянчужек — наоборот, даже перестали болтать и с нескрываемым любопытством глазели на них.