Стивен Кинг - Гвенди и её шкатулка (ЛП)

А зря.

Гвенди замолкает, вспоминая, как лицо Фрэнки чернеет, как его глаза туманятся и вылезают из орбит. Как отвисает рот и развёртывается, словно измерительная рулетка, нижняя губа. Гвенди вспоминает его крик - удивления? агонии? всего сразу? - от которого зубы Фрэнки вылетают из гниющих дёсен жёлто-чёрной картечью. Как его челюсть отрывается, подбородок падает на грудь. Как с жутким треском разрывается шея. Как из разорванных разложением щёк вытекают реки гноя…

- Не знаю, сгнил ли он в аду, но сгнил он точно, - говорит Гвенди. Она отодвигает от себя пирог. Пирога ей больше не хочется.

- Что ты сказала людям? - спрашивает мистер Феррис. - Мне интересно. Тебе ведь пришлось молниеносно придумать объяснение.

- Не знаю, так это или нет. Мне часто казалось, что за меня думала шкатулка…

Не дождавшись ответа, Гвенди продолжает.

- Я закрыла глаза и снова нажала красную кнопку, представляя, что Фрэнки исчезает. Сосредоточилась на этом изо всех сил, а когда открыла глаза, в кладовке был только Гарри. - Гвенди задумчиво качает головой. - Сработало, в общем.

- Ну ещё бы, - говорит мистер Феррис. - Красная кнопка - она, скажем так… универсальна. Но за десять лет ты нажимала её всего несколько раз, что говорит о твоей сдержанности и силе воли. За это стоит выпить, Гвенди. - Что он и делает, подняв стакан с молоком в её честь.

- Один раз - уже много, - говорит Гвенди. - Из-за меня случился Джонстаун.

- Не приписывай себе чужие заслуги, - резко возражает мистер Феррис. - Джонстаун - вина Джима Джонса. Так называемый Преподобный был безумнее крысы в дождевой бочке. Зацикленный на мамочке параноик с чудовищным самомнением. А ещё я знаю, что ты всегда винила себя в самоубийстве твоей подружки Олив, но уверяю: ты ошибаешься. У Олив были ПРОБЛЕМЫ. Ты сама их так называла.

Гвенди ошеломлённо смотрит на него. Подглядывал ли он так за всей её жизнью, словно извращенец (вроде Фрэнки Стоуна), копающийся в ящике с её нижним бельём?

- Одной из таких проблем был её отчим. Он… как бы это сказать… баловался с ней.

- Вы серьёзно?

- Серьёзнее не бывает. А про юного мистера Стоуна ты и сама всё знаешь.

Она знает. Полиция подозревала его ещё по меньшей мере в четырёх изнасилованиях и двух попытках в окрестностях Касл-Рока. Возможно, убийство с изнасилованием в Кливз-Миллз тоже было на его совести. В последнем полицейские не так уверены, но у Гвенди сомнений нет.

- Стоун годами был на тебе помешан и получил по заслугам. Именно он, а не шкатулка, убил твоего мистера Стритера.

Гвенди едва его слышит. Она вспоминает то, о чём старалась не думать все эти годы, но иногда видела во сне.

- Я рассказала полиции, что Гарри не дал Фрэнки меня изнасиловать, что произошла драка, в которой Фрэнки убил Гарри и сбежал. Наверное, он всё ещё в розыске. Шкатулку и монеты я спрятала в ящике комода. Подумывала обмакнуть туфлю на шпильке в кровь Гарри, чтобы объяснить… повреждения… но не смогла себя заставить. Да это и не имело значения: полицейские посчитали, что Фрэнки забрал с собой орудие убийства.

Мистер Феррис кивает.

- Тут, конечно, не скажешь «хорошо то, что хорошо кончается», но ведь могло быть и хуже.

Гвенди горько улыбается, отчего выглядит гораздо старше своих двадцати двух лет.

- Вы меня преподносите в таком выгодном свете. Эдакой святой Гвенди. Но это не так. Если бы вы не дали мне шкатулку, всё обернулось бы иначе.

- А если бы Ли Харви Освальда приняли на работу в Техасское книгохранилище, Кеннеди спокойно закончил бы свой президентский срок. Все эти «если бы да кабы» тебя до добра не доведут, девочка моя.

- Как ни крути, мистер Феррис, но если бы вы не дали мне шкатулку, Гарри всё ещё был бы жив. И Олив тоже.

Мистер Феррис обдумывает сказанное.

- Гарри? Возможно. Возможно, заметь. Олив же была обречена. В её смерти ты точно не виновата, уж поверь. - Тут он улыбается. - Но давай о хорошем! Тебя примут на писательский семинар в Айове! А твой первый роман… - Улыбка становится шире. - В общем, сама увидишь. Скажу лишь одно: получать награду ты придёшь в лучшем своём платье.

- Вы о чём? - Но Гвенди даже немного противно от того, насколько её обрадовала эта новость.

Он снова взмахивает рукой: мол, оставим это.

- Я и так уже сказал достаточно. Рассказав больше, я изменю твоё будущее, поэтому, пожалуйста, не искушай меня. Ведь я могу и поддаться, Гвенди, потому что ты мне нравишься. Шкатулкой ты распорядилась просто… изумительно. Я знаю, какая это была тяжёлая ноша, словно полный камней рюкзак у тебя на спине, но ты понятия не имеешь, сколько добра ты совершила. Сколько бедствий предотвратила. Если пользоваться ею с недобрым умыслом, чего ты не сделала ни разу - даже с Гайаной ты поэкспериментировала из обычного любопытства, - шкатулка способна творить невообразимое зло. Оставь её в покое - и она действует во благо.

- Мои родители шли верной дорогой к алкоголизму, - говорит Гвенди. - Теперь, оглядываясь назад, я в этом почти уверена. Но они бросили пить.

- Да, и кто знает, сколько ещё больших ужасов она предотвратила, будучи в твоих руках? Даже я не знаю. Массовые убийства? Бомба, оставленная в грязном чемодане на Центральном вокзале Нью-Йорка? Убийство государственного лидера, из-за которого могла вспыхнуть Третья мировая? Конечно, она предотвратила не всё - мы с тобой читаем газеты, - но вот что я тебе скажу, Гвенди. - Наклонившись вперёд, он взглядом приковывает её к месту. - Не всё, но многое. Очень многое.

- И что теперь?

- А теперь, будь добра, верни мне шкатулку-пульт. Ты своё дело сделала. Но впереди у тебя много других дел, много историй, которые ты захочешь рассказать людям… а люди захотят услышать. Ты будешь развлекать их, а это величайший дар для любого человека. Ты заставишь их смеяться, плакать, удивляться, думать. К тридцати пяти годам ты будешь печатать на компьютере, а не на машинке, хотя и то, и другое - тоже своего рода пульты, не находишь? Ты проживёшь долгую жизнь…

- Насколько долгую? - спрашивает Гвенди со знакомой ей смесью жадности и неохоты.

- Этого я тебе не скажу. Скажу лишь, что умрёшь ты в окружении друзей. На тебе будет красивая ночная рубашка с голубыми цветочками на подоле. В окно будет светить солнце, а напоследок ты увидишь стаю летящих на юг птиц. Эдакое прощальное напоминание о красоте этого мира. Будет немножко больно. Совсем чуть-чуть.

Откусив пирога, он встаёт.

- Очень вкусно, но мне пора на следующую встречу. Шкатулку, пожалуйста.

- Кому она теперь достанется? Или этого вам тоже нельзя говорить?

- Пока не знаю. У меня на примете один парнишка в городке Пескадеро, где-то в часе езды от Сан-Франциско. Ты никогда его не встретишь. Надеюсь, Гвенди, что он окажется таким же хорошим хранителем, как ты.