Дмитрий Скирюк - Блюз чёрной собаки

— Но зачем? — спросил я. — Для чего они это делали? Зачем им понадобились эти «сокровища»?

— А давай сыграем в игру! — вдруг предложил Голос вместо того, чтоб ответить. — Я приведу цитату, а ты попробуешь угадать автора, идёт? Слушай: «Низшие народности вымирают при соприкосновении с высшими. Им суждено рано или поздно, послужив человечеству, исчезнуть. Чем полнее будет население Земли, тем строже будет отбор лучших, сильнее их размножение и слабее размножение отставших. В конце концов последние исчезнут для их же блага, так как воплотятся в совершенных формах». Всё, конец цитаты. Давай угадывай. Кто это сказал?

— Понятия не имею, — признался я. — Гитлер? Геббельс?

— Мимо.

— Шопенгауэр?

— Не-а.

— Рерих? — совсем уж наугад предположил я.

— Снова нет. Хотя и близко.

— Неужели Ленин?

— Нет. Сдаёшься?

— Сдаюсь. — Я поднял руки. — Так кто?

— Циолковский, Константин Эдуардович! — с явным торжеством объявил Голос. — Удивлён? А меж тем ничего удивительного. Большевики не просто жаждали власти над миром, они мечтали о том, чтобы карать и миловать «низшие» народы. Им нравилась эта идея — стереть одно человечество и создать другое. Планировалось форсированное выведение новой породы людей, в этом они от нацистов недалеко ушли… Но они просчитались — сила вырвалась и стала бесконтрольна. Тогда они попытались наложить другие печати вместо тех, которые так опрометчиво сорвали. Догадываешься какие?

И он умолк. Я тоже не отвечал. Было над чем поразмыслить.

В самом деле, есть сведения, что большевики всерьёз рассматривали не только проблему достижения бессмертия, но и оживления мёртвых. Профессор-зоотехник Илья Иванов проводил в сухумском заповеднике странные, жуткие опыты, пытаясь вывести помесь человека и обезьяны, — газеты даже призывали добровольцев участвовать в этом эксперименте! Учёный и писатель Александр Барченко в поисках древних источников мистической энергии снаряжал загадочные экспедиции на Кольский полуостров, в Крым и горный Алтай, где общался с колдунами, шаманами и адептами суфизма, и всерьёз готовился к путешествию в Гималаи. Легендарную Шамбалу искал и Николай Рерих, а другой советский подданный, бурят Гомбочжаб Цыбиков, первым из европейцев проник в закрытую для иностранцев столицу Тибета — Лхасу, откуда сумел вывезти ценнейшие трактаты по тибетской медицине и буддизму. Все эти командировки финансировала Коллегия ОГПУ (иначе говоря — ВЧК). Надо сказать, тогдашние органы были полны странных людей — поэтов, мистиков и откровенных авантюристов вроде Глеба Бокия, Константина Владимирова, Карла Шварца или Якова Блюмкина (кстати, участника рериховских экспедиций). Сотрудники института мозга при Мавзолее В. И. Ленина под руководством Бехтерева исследовали телепатию, а в середине 30-х годов был создан Всесоюзный институт экспериментальной медицины, где проводились, в частности, секретные исследования биополя и экстрасенсорных возможностей человека — эти работы велись вплоть до развала Союза.

Но ведь и работники искусства участвовали в этом процессе на равных с идеологами, «красными мистиками» и учёными! Все эти послереволюционные кубисты, лучисты, футуристы, супрематисты — Кандинский, Малевич, Суетин, Чашник и другие — главной своей целью ставили ввести человека в его внутреннее пространство, разрабатывая фактически «образа» и «мандалы» нового времени. Невозможно указать, где находится «место действия» их работ — в открытом ли космосе или в глубине сознания. Лишь на первый взгляд кажется, что на их картинах всё просто. За элементарными геометрическими формами, на которых строили концепцию своего искусства супрематисты, — квадрат, круг, крест — скрывались чётко выстроенная пластическая система и серьёзные математические выкладки. Можно сколько угодно спорить, с позволения властей они это делали или вопреки, но ведь неспроста, наверно, усыпальницу для Ленина — пирамиду по типу египетских в виде вложенных друг в друга трёх кубов — доверили строить супрематисту Щусеву. «Чёрный квадрат» Казимира Малевича был открытой попыткой написать икону, художник даже внёс предложение, чтобы у каждого советского человека дома был такой квадрат или целый куб коммунистического «алтаря». Мистическая геометрия супрематистов имела много общего с религиозными практиками: эта обращённость к реальности через обращённость внутрь оказывается, так или иначе, сродни молитвенному состоянию. И разве странно после этого, что самый яркий их представитель — Родченко долгое время жил и творил в Перми?

Остается вопрос: к какой реальности они пробивались?

Нет сомнений, что оригинальный, первый «Чёрный квадрат» — плод долгой, обстоятельной работы: если присмотреться к нему, то сквозь мелкие трещинки можно различить слои других красок — красной, розовой, зелёной… По свидетельствам современников, Малевич, написав его, сам был потрясён настолько, что несколько дней потом не мог ни есть, ни спать. Сам он считал «Чёрный квадрат» вершиной всего и впоследствии ещё три раза покорил эту «вершину», создав три копии. Но вот что странно: другая, похожая картина Малевича — красный квадрат — носит совершенно определённое название: «Художественный реализм крестьянки в двух измерениях»! Чей же портрет он пытался написать в первом случае, когда из-под его кисти вышла самая скандальная картина современности? Даже странно, что никто до сих пор не пытался просветить её рентгеном.

Было о чём задуматься и мне. Фотоаппарат Михалыча дал сбой, когда тот нацелил его на мою спутницу, на полароидном снимке у Игната тоже была чернота. И я уже упоминал, как трудно было удержать лицо Тануки в памяти; захоти я написать её портрет, не знаю, что бы вышло.

Тут меня совершенно неожиданно настигло ещё одно соображение. Погибший в конце 80-х музыкант Виктор Цой помимо прочих талантов был ещё и художником. Даже непрофессионал, увидев его работы, сразу скажет, что он тяготел к авангарду. Оформление поздних альбомов «Кино» — «Группа крови», «Последний герой», «Звезда по имени Солнце» — триумф супрематизма, а обложка последнего диска представляет собой чёрный квадрат.

— Они пытались искусством заменить религию, — предположил я. — Так?

— «Новое искусство» их тоже не спасло, — сказал Голос. — Вслед за первыми годами шли тридцатые, а с ними — тотальный соцреализм. Коммунисты создали новую «систему обороны» взамен прежней, самую прямолинейную из всех возможных — узаконенную систему жертвоприношений. Она тоже «латала дыры»… Эта энергия собиралась в единых центрах, и сеть таких «маяков», «менгиров» покрывала весь город.

— Башни! — внезапно осенило меня. Ах, Михалыч, Михалыч, вот на что он мне пытался намекнуть! — Это ты про наши башни?