Ольга Ярмакова - the Notebook. Найденная история

Агата и Аннушка, как завороженные, не отрывали глаз от хозяйской руки, а та перескакивала от одного сбора к другому, чуть тормоша и без того пахучие травы и листья.

– У меня слюнки уже выделяются, Марго. – Мария дотронулась до кучки иван-чая. – Позволь помочь тебе, я обожаю возиться с травами. Это моя слабость.

– Выбирай любые, да хоть все! – Вновь засмеялась Марго, её веселье передалось детям. – Мальчики, принесите воды для чая, да не расплескайте! Цените то, что вам даёт земля.

– Хорошо, мам, – отозвался Ланс-младший и побежал вприпрыжку за старшим братом.

Чай вышел густой, ароматный, душистый. Я такого не пробовала, хоть Мария меня и потчевала в Лоне не раз своими травяными настоями. Но здесь, на юге Уолверта то ли травы имели другой запах, то ли земля здешняя напитывала особым вкусом всё, что уходило конями в неё.

– Какой вкусный чай, Марго! У тебя что цикорий, что чай – неописуемо вкусно! – Похвалила я старания хозяйки. – Зачем вам другой чай? На мой вкус – ваш лучше.

– Спасибо, дорогая. – Марго улыбалась, довольная, она жмурилась от густого парного облачка своей чашки. – Я знаю, как полезен такой чай, но, знаешь ли, не могу забыть обычный чай, особенно, зелёный. Мать моя приучила меня к нему, ещё ребёнком. Вот не стало матери, отца, кануло прошлое, а привычка сохранилась. Есть в том чае нечто такое, чего не найти ни в одном лесу Уолверта.

– Воспоминания, дорогая. – Поддержала Мария женщину. – Вот, чего просит твоя душа временами.

– Наверное, ты права, Мари, – согласилась Марго. – И, наверное, я просто не хочу забывать тот чай, мать и то, как мы пили из чашек по утрам, а за окном вставало солнце, и всё было так просто и ясно.

– И не нужно забывать. Мы обязательно раздобудем тебе зелёный чай, вместе заварим его и попьём каким-нибудь солнечным утром, – отозвалась Мария на душевное воспоминание.

– Замечательная идея! Но зелёный чай – редкость большая, – заметила хозяйка дома. – Впрочем, и чёрный тоже не залёживается на рынке города.

– Главное – желание, а уж как его осуществить – это второстепенный вопрос, – произнесла моя подруга.

На закате солнца, в начале сумерек дом лесного сторожа наполнился людскими голосами и светом масляных ламп. Из трубы на крыше вовсю валил сизый дым, дополняя облачности в заложенное серыми тучками небо. Уж какой день небо тужилось, но разродиться влагой не получалось.

Мы с Марией и Агатой помогли хозяйке домика приготовить ужин, а мальчишки сдвинули столы в центре, соорудив неровное, но зато сносное застолье. Аннушка тоже порывалась внести свою лепту в домашние хлопоты, но я её отвлекла – усадила на одну из кроватей спальной зоны и поручила вспомнить все буквы, которые мы учили с ней. Девочка старалась и временами показывала Феликсу исписанные страницы тетрадки, которую я ей когда-то подарила. Так забавно было видеть простодушное хвастовство Анны и полнейшее невозмутимое безразличие улитки, размеренно покусывавшей сочный капустный лист.

Агата и Павел тоже присоединились к «урокам» Аннушки, они также хотели выучиться читать, и раз появилась возможность вспомнить пройденный материал, то они её упускать не собирались. В спальном углу в три голоса в разнобой произносились буквы. А когда Пётр вытащил откуда-то книгу, подаренную Артуром, шум детских голосков усилился в несколько раз. Дети выискивали знакомые буквы, рассматривали картинки и фантазировали. В результате, их гомон отразился и на сыновьях Марии, мальчики не умевшие читать и старавшиеся больше быть полезными на кухне, откололись от взрослых и присоединились к галдевшей детворе. Книга увлекла и их, я видела с каким восторгом Ланс-младший толкал локотком в бок Лавра, указывая на понравившуюся иллюстрацию, а тот не замечая тычков улыбался и ямочка на подбородке становилась всё четче и глубже.

Артур вернулся, когда солнце почти село и небо приобрело багровый переход в серую муть. Морган и Расти пришли вместе с Лансом, они встретились неподалеку. Дом встретил мужчин воздухом жарким, пропитанным аппетитными запахами кухни. Теперь к столу позвали всех и занятия с книгой были отложены до следующего дня.

После ужина Марго пообещала сварить чай из дневного сбора, но тем, кто не хотел его, она согласилась приготовить цикорий. Этими счастливчиками оказались я, Артур и Константин.

– Пети, заведи граммофон, – попросила Мария племянника.

– Какую пластику поставить? – Этот вопрос адресовался именно ко мне.

– А разве все пластинки сохранились? – поинтересовалась я, удивляясь, что столь хрупкие вещи могли пережить поход из Лона.

– Ещё бы! – ответила за мальчика моя подруга. – Пётр так бережно их завернул в ком тряпок, на одном плече у него болтался граммофон, а на другом в торбе лежали бесценные пластинки. Ты бы видела, как он трясся над каждой из них. Не хотел потерять ни единой!

– Ну, ты же сама помогала, тётя Мари! Сама тряслась над граммофоном, – съязвил тут же наш «Питер Пэн». – А кто постоянно зудил над ухом: «Будь осторожен, Пети! Они же хрупкие, Пети! Это же музыка, Пети! Где ты ещё сможешь услышать такой чудесный вальс, Пети?»

Мы рассмеялись над точным подражанием интонаций голоса Марии, у Петра имелся актерский талант и проявлялся он почему-то в те времена, когда он был особенно язвителен.

– Ты молодец, Питер Пэн. Благодаря тебе, этот лес, а затем и Камелот узнают Штрауса и научатся заново вальсировать, – сказала я и заметила, как Пётр быстро перевел глаза на рожок музыкального аппарата, его правая кисть вертела рукоять завода, а щёки вновь окрасились слабым румянцем. – А знаешь, поставь что-нибудь на свой вкус.

– Я поставлю эту, – глухо отозвался его голос, и только теперь я обратила внимание, что голосок, в котором ещё недавно звучало детство, стремительно ломается под натиском взросления.

Дом наполнился мелодичным пением женского голоса, чудная песня, старинный романс, некогда слышимый мною у костра во дворе домика Лона. Это яркое воспоминание, свежее и болезненное наполнило меня сверху донизу.

– Если не ошибаюсь, это твоя любимая, – прошептала мне на ухо Мария. – Теперь-то ты замечаешь перемены в нашем сорванце?

– Теперь замечаю, – тихо ответила я.

В этот остаток вечера никто не танцевал, все сидели в глубокой задумчивости и слушали музыку, сочившуюся из старого граммофона. Мужчины курили, женщины пили чай, дети доедали булочки. Но никто не собирался нарушать эту музыкальную паузу, прерываемую периодическим вращением завода.

Мы прослушали почти все пластинки, за окном стояла густейшая темень, небо было наглухо заволочено, Ланс предвидел дождь на рассвете. Пора было расходиться по домам тем, кто пришёл в гости. Я распрощалась с друзьями, оставила Феликса на эту ночь Аннушке, наказав следить за ним и оберегать.