Лена Обухова - Город засыпает

— Что у вас та еще работа, — заметил Нурейтдинов.

— Это я и без вас знаю, — хмыкнул Дементьев, вытягиваясь на диване, поскольку тело уже давно стремилось в горизонтальное положение, а говорить по телефону вполне можно было и лежа. — Что вы думаете о проклятой колоде для игры в «Мафию»?

Нурейтдинов неожиданно рассмеялся, чем вызвал у Дементьева некоторое замешательство. Он почему-то был уверен, что именно этот человек никогда не рассмеется над таким предположением.

— Извините, Владимир Петрович, — кажется, Нурейтдинов и сам не ожидал от себя такой реакции. — Насколько я знаю, эту игру придумали в середине восьмидесятых годов прошлого века, — пояснил он. — То есть ей нет и тридцати лет. Понимаете, этого очень мало для наличия проклятого артефакта, с ней связанного.

Вот теперь это звучало так, как Дементьев ожидал: его снова учили азам эзотерических наук. В этот раз темой лекции стали проклятия.

— Обычно подобные вещи тянутся из глубины веков, из тех времен, когда магия еще была одним из направлений знаний. Чтобы предмет стал проклятым, с ним должно быть связано что-то такое… Какая-то страшная история, какое-то… зло. Тогда он может впитать это зло в себя и перенести на других людей — своих новых хозяев. Но, как я уже сказал, тридцати лет в современном мире недостаточно, чтобы такое произошло.

— Вы в этом уверены?

— Ни в чем нельзя быть до конца уверенным, — вздохнул Нурейтдинов. — Но таково мое экспертное мнение в текущий момент, исходя из изложенных вами фактов. Я считаю, что колода не могла заставить людей убивать друг друга. Скорее, эти люди решили разнообразить свою жизнь более жестокой версией уже приевшейся игры. Вполне возможно, что этот Степан Кленин оставил письмо в качестве возможного… оправдания на случай своей победы. Тогда он мог бы давить на «проклятость» колоды и как минимум быть признанным невменяемым.

— Хорошая версия, — протянул Дементьев, удивляясь, что она пришла в голову не ему, но это только убедило его в том, что он обратился по адресу: Нурейтдинов, несмотря на свои довольно спорные взгляды на магию, сохранял очень трезвый подход к реальности. — Но вот вам еще несколько фактов: этой ночью одного из гостей дома Клениных убили. В его комнате я нашел карту. Точно такую, как Степан описывал в своем письме. Еще одну карту мы обнаружили на кухонном столе. И каждый нашел карту утром в своей комнате, хотя эти карты я и не видел. Вечером нам всем пришла смс о том, что мы участвуем во второй реальной игре в «Мафию». Второй, понимаете?

— Понимаю, — лаконично отозвался Нурейтдинов, а потом на какое-то время замолчал, видимо, обдумывая новую порцию информации. — Скажите, а я могу увидеть эти карты?

— Они сейчас на экспертизе, проверяем отпечатки пальцев и другие возможные следы, но завтра с ними работу уже закончат, я могу вам их привезти. Вы завтра в институте? Я мог бы подъехать во второй половине дня.

— Приезжайте. Во второй половине дня у меня ни зачетов, ни консультаций, но я буду на кафедре часов до семи.

— Хорошо, спасибо.

— Пока не за что. Мне и самому любопытно взглянуть на эти карты. Должен признаться, учитывая вторую часть, история стала не столько отвратительной, сколько интригующей.

— Я был уверен, что вас она заинтересует, — Дементьев расплылся в довольной улыбке. — Кстати, как думаете, не получится собрать всю вашу веселую банду для ее расследования? Или хотя бы Дворжака подтянуть из Москвы? Мне бы пригодились его экстрасенсорные способности.

— Честно говоря, не уверен. Во-первых, я не имею ни малейшего понятия, чем Войтех занимается между расследованиями. Кажется, один раз в общем чате промелькнуло что-то о его многочисленных командировках по работе, возможно, его нет даже в Москве. Во-вторых, если соберутся все, то Саша ни за что не позволит ему даже пытаться что-то «увидеть». Понимаете, это очень плохо сказывается на его здоровье, а она за него волнуется. Да и все мы, на самом деле, тоже.

— Что ж, тогда постараемся обойтись без них… — разочарованно выдохнул Дементьев. Не то чтобы он сомневался в возможностях Нурейтдинова или слишком уповал на дар Дворжака. Просто он внезапно поймал себя на мысли, что было бы веселее расследовать это дело вместе с ними. Они всегда казались ему немного странными, но забавными ребятами.

— На самом деле, одного человека о содействии я попросить могу, — внезапно добавил Нурейтдинов. — Но не думаю, что ей имеет смысл сюда ехать из Москвы. Я просто позвоню, чтобы кое-что уточнить.

— Это вы о блондинке? — с сомнением уточнил Дементьев. Других девушек в команде Войтеха он не помнил, и из Москвы могла приехать только она, Саша тоже жила в Санкт-Петербурге, но он не понимал, как она может помочь. На его взгляд, Лилия была украшением компании, но никак не ценной ее частью. Он вообще плохо представлял, что именно она делает.

— Да, — после паузы подтвердил Нурейтдинов. — У нее может быть полезная информация.

— Что ж, если вы так считаете, то позвоните ей. У меня уже слишком много трупов, и я боюсь, что к утру их станет еще больше. Поэтому любая помощь будет мне на руку.

Часы на стене тикали слишком громко, слишком быстро. Этот тревожный, суетный звук вкупе с шумом дождя и ветра за окном мешал уснуть. Настя ворочалась с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее, но в голову одновременно лезла сотня разных мыслей, не оставляя шанса забыться здоровым крепким сном.

Очередной раз повернувшись вокруг своей оси, она посмотрела на спящего рядом мужа. У Кирилла никогда не было проблем с засыпанием. Обычно он погружался в глубокий сон спустя всего пару минут после того, как его голова касалась подушки. Наверное, так и должны засыпать люди с чистой совестью, которым не в чем себя упрекнуть. Себя к таким людям Настя никогда не относила, потому и на душе у нее чаще всего было неспокойно.

Главный страх напомнил о себе вчера и теперь не желал покидать ее мысли, затмевая даже всю эту историю с убийством и угрозами неизвестного. Кирилл, конечно, доходчиво объяснил ей, что Эдик никак не мог узнать правду, а если бы и узнал, то сказал бы об этом прямым текстом, а не стал бы прибегать к полунамекам. Единственное, на что он намекнул перед поездкой, — это на то, что их брак состоялся «по залету». Умом Настя это понимала, но сердце все равно ныло от каких-то смутных дурных предчувствий.

Устав ворочаться, она села на постели и обхватила голову руками. Она всегда боялась, что Эдик узнает правду. Только за девятнадцать лет, прошедших с того дня, как она вышла замуж за Кирилла, этот страх успел несколько раз трансформироваться. Поначалу она боялась за самого Эдика, а теперь ее больше тревожило то, как открывшаяся правда отразится на Кирилле.