Говард Лавкрафт - Ктулху (сборник)

По отношению к различным группам, обосновавшимся на Улице, Закон мог сказать очень много, но мало что мог сделать. С величайшей осмотрительностью люди с тайными опознавательными знаками засиживались и беседовали в «Пекарне Петровича», в убогой «Школе современной экономики Рифкина», в «Клубе для встреч» и в кафе «Свобода». Там собирались в большом количестве зловещие люди и почти всегда говорили речи на иностранном языке. Тем не менее старинные дома продолжали стоять, сохраняя в себе забытые знания о благородстве минувших веков, о солидных колонистах и цветах, искрящихся от росы в лунном свете. Иногда какой-нибудь поэт или путешественник обращал на них внимание и пытаться описать их в свете минувшей славы, но таких путешественников и поэтов было немного.

Широко распространился слух, что в этих зданиях засели главари огромной банды террористов, планирующих начать в назначенный день оргию кровопролития ради разрушения Америки и всех тех старых добрых традиций, которые любила Улица. Листовки и прокламации падали, кружась, в грязные сточные канавы – листовки и прокламации, на множестве языков и множеством алфавитов призывающие к преступлениям и бунту. Эти тексты призывали людей отринуть законы и добродетели, возвеличенные нашими отцами, растоптать душу старой Америки – душу, сохраняющую в себе полуторатысячелетнюю англосаксонскую свободу, справедливость и терпимость. Люди говорили, что темнокожие, поселившиеся на Улице и проводящие собрания в ее гниющих зданиях – мозговой центр ужасной революции, протянувшей свои гадкие щупальца в трущобы тысяч городов, что по их приказу миллионы безмозглых, одурманенных созданий бросятся сжигать, убивать и разрушать, пока от земли наших отцов ничего не останется. Об этом не раз говорилось и повторялось, и многие со страхом ждали четвертого дня июля, на который часто намекали странные тексты; тем не менее не удавалось найти ничего, что можно было бы вменить в вину. Никто не мог сказать, кого надо арестовать, чтобы пресечь на корню этот проклятый заговор. Много раз появлялись на Улице отряды одетой в синее полиции и обыскивали обветшалые здания, но в конце концов они перестали приезжать сюда, ибо сами тоже слишком устали от законности и порядка и предоставили город его судьбе. И тогда здесь появились люди в оливково-сером, вооруженные мушкетами, и казалось, что это грустный сон Улицы, призрачное видение из прошлого, когда вооруженные мушкетами люди в конических шляпах прогуливались по Улице от лесного ручья к кучке домов возле побережья. Но уже ничего нельзя было сделать, чтобы остановить надвигающийся катаклизм, ибо смуглые, зловещие люди были умудрены в коварстве.

Так Улица пребывала в тревожном оцепенении, пока одним вечером не собрались повсюду – и в «Пекарне Петровича», и в «Школе современной экономики Рифкина», и в «Клубе для встреч», и в кафе «Свобода», и в других подобных местах – огромные толпы людей, в глазах которых горело предвкушение триумфа и ожидание. По тайным каналам передавались странные сообщения и великое множество странных сообщений передавалось просто на словах, но большинство из них удалось разгадать лишь после того, как земли Запада оказались спасены от заговора. Люди в оливково-сером не могли сказать ни что происходит, ни чего следует делать, ибо смуглые зловещие люди были искушенными в конспирации.

Но тем не менее люди в оливково-сером будут долго помнить ту ночь и рассказывать об Улице своим внукам, ибо многим из них пришлось поутру исполнять миссию совсем не ту, какую они ожидали. Всем было известно, что кварталы, где разместилось гнездо анархии, состоят из старых домов, испытавших на себе разрушительное действие лет, бурь и червей, и все же случившееся той летней ночью изумляет невероятным единообразием. Это было действительно необычайное происшествие, хотя и вполне объяснимое. Ибо в ту ночь вдруг, где-то в первый час после полуночи, накопившееся разрушительное действие лет, бурь и червей привело к ужасной катастрофе: стены всех зданий на Улице обрушились и остались стоять только две древние дымовые трубы и кусок кирпичной кладки. Среди руин не оказалось ни одного живого человека. Среди огромной толпы, пришедшей поглазеть на происшедшее, оказались поэт и путешественник, поведавшие затем довольно странные истории. Поэт рассказал, что в течение всего остававшегося до рассвета времени, рассматривая невзрачные руины в ярком электрическом свете, он повсюду замечал, что над ними смутно проглядывает иная картина: струящийся лунный свет, замечательные дома, вязы, дубы и благородные клены. А путешественник уверял, что вместо обыкновенного для того места зловония он ощущал тонкий аромат цветущих роз. Но разве поэты не склонны к мечтаниям, а путешественники – к сочинению мнимых подробностей?

Некоторые уверяют, что у предметов, которыми мы пользуемся, и мест, в которых мы бываем, есть души, впрочем, встречаются и такие, кто заявляет, что ни у мест, ни у предметов души не бывает; я не отваживаюсь сам судить об этом, но просто рассказал вам про Улицу.

Перевод Олега Колесникова

У меня нет желания рассказывать о событиях, произошедших восемнадцатого и девятнадцатого октября 1894 года на руднике Нортона. Но долг перед наукой понуждает меня мысленно вернуться на закате жизни к событиям, внушающим мне ужас, нестерпимый по той причине, что я не в силах объяснить его. Полагаю, прежде чем покинуть этот мир, я должен рассказать все, что мне известно о перевоплощении – назовем это так – Хуана Ромеро.

Мое имя и происхождение потомкам знать вовсе не обязательно; к тому же лучше не тащить их в будущее; ведь эмигрант, переселившийся в Штаты или в какую-то из колоний, несомненно, сделал это, чтобы расстаться со своим прошлым. К тому же моя прежняя жизнь имеет крайне слабое отношение к настоящей истории; отмечу лишь, что во времена службы в Индии я проводил больше времени с мудрыми седобородыми наставниками, чем со своими собратьями-офицерами. Я был уже всерьез увлечен древними восточными учениями, когда несчастье перевернуло всю мою жизнь, и пришлось начать строить ее заново на просторах американского Дикого Запада, приняв мое теперешнее имя, весьма распространенное и ничем не примечательное.

Лето и осень 1894 года я провел на мрачных склонах Кактусовых гор, устроившись рядовым землекопом на знаменитый рудник Нортона, открытый пожилым старателем за несколько лет до этого – благодаря нему близлежащая местность перестала напоминать безлюдную пустыню и превратилась в котел, бурлящий убогой жизнью наемных рабочих. Обнаружение золотоносных пещер, расположенных глубоко под горным озером, обогатило почтенного старателя сверх всякой меры, и корпорация, которой это месторождение было в итоге продано, стала прокладывать дополнительные туннели. Вскоре добыча золота еще более выросла, так как были обнаружены новые пещеры; и гигантская разношерстная армия рудокопов день и ночь трудилась не покладая рук в многочисленные проходах и горных пустотах. Управляющий рудником, мистер Артур, любил подискутировать об особенностях местных геологических образований и строить предположения о наличии длинной цепи пещер и о будущем этого грандиозного предприятия по добыче золота. Он не сомневался, что золотоносные каверны возникли в результате действия воды, и твердо верил, что почти все каверны в этом районе уже найдены.