Кейт Хэмер - Девочка в красном пальто

Она увлеклась и наконец-то расслабилась, стала трещать без умолку:

– Да, болтали. Очаровательнейший мужчина, несмотря на возраст. Такой харизматичный, ты знаешь этот типаж. Совершенно изумительные голубые глаза. Я не помню в точности, о чем мы говорили. О Кармел, да… Еще я ему рассказала, как возила свою мать к Богоматери Лурдской, его очень заинтересовала эта история.

Я знаю, что она готова обожать каждого, кто проявит к ней хоть малейший интерес.

Что-то произошло у меня в голове. Как будто бледный свет упал на стену, расписанную фреской. А через минуту картина предстала во всей яркости своих красок, ослепительных, как драгоценные камни в настольной шкатулке.

– Что еще ты сказала ему? Чем он интересовался, Элис?

Она замолкает и испуганно смотрит на меня:

– Честное слово, не помню. Ничего особенного…

Улыбка снова скользит по ее лицу. Она сгибает запястья, чтобы поднести чашку ко рту двумя руками, и в глаза мне бросаются ее браслеты. Я хорошо их могу разглядеть сейчас. Такие необычные – кожа, скрепленная кнопками, переплетенная косичками из шелка… На обеих руках одинаковые браслеты, которые что-то скрывают.

…Мое сердце вздрагивает, как могла я раньше не понимать этого? Эти браслеты были такой закономерной частью ее существа, наряду с кристаллами, ловцами снов, разговорами о духовности, контактами со Вселенной, каббалой… По крайней мере, религия моих родителей была выше этой мишуры и отличалась постоянством.

Кровь Христа… Я закрыла глаза, и красная волна поглотила меня.

– Элис, я плохой человек?

– Бет, я не понимаю… не понимаю, о чем ты…

– О том, что я, наверное, это все заслужила.

Я открываю глаза. Она побледнела и замолчала.

– Ты сама понимаешь, наверное, что со всем этим мы должны пойти в полицию, – говорю я.

Элис допросили, а вслед за ней и других людей, которые посещают эту церковь. Элис плохо запомнила внешность того человека, она была слишком увлечена разговором.

Как мне сказала Мария, специалист по работе с родственниками, эти люди представляют весьма своеобразную компанию: старые дамы с длинными развевающимися шарфами и бутылочками святой воды в карманах. В тот день, когда Элис привела Кармел, в церкви было много незнакомцев, сказали эти дамы, но в этом нет ничего особенного, потому что их церковь хорошо известна «в кругах». Да, был и мужчина, все верно. О нет, нет, он не мог совершить ничего дурного, такого не бывает в их церкви. Он пришел заранее. «Мэри, ты разговаривала с ним?» – «Да, конечно. Я думаю, что он был иностранец, не знаю точно откуда. Он назвал свое имя, но что поделать, что поделать… Память уже не та, голубушка. Прошло столько времени. Да и потом, не мог он совершить ничего дурного, ну что вы. Такое исключено в нашей церкви. Все во имя добра, понимаете. Все, что мы делаем, мы совершаем во имя добра…»

Я лежу в постели и размышляю, вспоминаю то впечатление – поток света, проявляющий изображение на стене, – которое возникло у меня во время рассказа Элис. Я думаю, причина того, что меня отнесло в сторону, заключается в этих пропущенных мной кадрах из кинофильма жизни Кармел.

Мне представляется отчетливо, как на экране: будто мы с Кармел опять в лабиринте, как тогда. Нас с ней разделяла всего лишь живая изгородь из тиса, но увидеть, что мы так близки, можно только сверху.

«Мы будем молиться», – сказали церковные старушки Марии на прощание. Они любезно улыбались своими искусственными зубами и сгорали от нетерпения, когда же она уйдет и они смогут вернуться к своим занятиям – составлять подагрическими ручками букеты, семенить подагрическими ножками по церкви и расставлять стулья ровными рядами. Твердить свои волшебные заклинания. «Мы будем молиться за малышку. Повторите, как, вы сказали, ее зовут?»

Карта контактов Кармел, которая висит на стене, пожелтела, уголки загнулись. Давно я ее не пополняла. Я пишу «церковные старушки» высокими узкими буквами – такими я представляю самих старушек – и аккуратной линией соединяю новый пункт с именем «Элис».

Потом добавляю еще одну линию и ставлю жирный вопросительный знак на конце.

Дедушка испытывает радостное волнение. Какой-то человек – очень важная птица, хочет меня видеть.

– Мы встречаемся с пастором в городе. Нужно одеться получше, а ты, пожалуйста, веди себя прилично, – говорит дедушка.

– А нам можно с вами? – спрашивает Силвер.

– Нет, только мы с Кармел.

– Ясненько… – Силвер зло смотрит на меня. Все-таки она не до конца подружилась со мной, хоть мы и поклялись быть сестрами. Не то что Мелоди.

Сегодня очень жарко, небо белесое. Дедушка приводит меня в красивую гостиницу – как будто из голливудского фильма, колонны по обе стороны от входа, деревья в горшках. Он крепко сжимает мою ладонь, и я чувствую, что его рука дрожит. В вестибюле прохладно, ковер как будто из красного бархата.

Дедушка подходит к стойке:

– Мы к пастору Монро.

– Да-да, он ждет вас, – отвечает хорошенькая девушка за стойкой, с крошечными золотыми серьгами-листьями в ушах. – Привет, малышка. Какая она у вас куколка!

Она наклоняется из-за стойки и улыбается мне, на меня веет вкусным фруктовым запахом ее духов, и я стараюсь втянуть его побольше, сколько влезет в нос, так он мне нравится.

– Да-да. Благодарю вас. Мы пройдем к пастору. Где он находится?

Она указывает налево:

– Вон там, пьет кофе. Пока, солнышко, – говорит она мне в спину, потому что дедушка меня уводит. Я оглядываюсь через плечо и вижу, как она уменьшается и уменьшается, пока мы удаляемся.

– Деннис!

Дедушка застывает на месте. Голос раздается из-за дерева.

– Монро? Это вы?

Из-за дерева показывается голова:

– Деннис, проходите, садитесь. Покажите ребенка.

Мы подходим и садимся. Кожа у Монро очень чистая, розовая, даже «мешок», который свисает из-под подбородка на воротник его белой рубашки, бел. Зубы очень большие для такого лица.

Девушка в черно-белом платье приносит серебряный чайник.

– Тебе чего-нибудь принести, девочка? – спрашивает она у меня. У нее очень красивый мелодичный голос.

– Молока, – говорит дедушка. – Принесите ей молока.

Они разливают чай, но вот чудеса: оказывается, никакой это не чай, а кофе, судя по запаху. Никогда в жизни не видела, чтобы кофе наливали из чайника. Монро все время смотрит на меня и улыбается.

– Итак, вот она, Мёрси.

Я хочу сказать – нет, никакая я не Мёрси, а Кармел, но дедушка не дает мне рот открыть, отвечает:

– Да, вы угадали. Это она, хвала Господу.

Я до боли впиваюсь ногтями в ладони и смотрю на него большими глазами, но он не обращает на меня внимания.

– Да. Хвала Господу! – Монро выкрикивает эти слова, и мне становится неловко, потому что люди оглядываются на нас.