Константин Образцов - Культ

Квартира показалась совершенно чужой, покинутой жившими тут людьми так же внезапно, как исчезает команда корабля-призрака, оставляя тем, кто найдет его, дрейфующего по волнам, строить предположения о случившемся: оплавленная свеча, растекшаяся по металлу подсвечника, недопитая бутылка вина, запеченное мясо, так и не покинувшее остывшей духовки, тарелки на белой скатерти, а теперь еще и разбросанные в беспорядке поспешных сборов вещи. Перед зеркалом в ванной Карина стерла краску с глаз и губ – резкими, порывистыми движениями, словно ненавидела тот новый образ, который вдруг вздумала зачем-то примерить. Быстро переоделась – черный свитер, длинная темная юбка, платок, собрала вещи в дорожную сумку – только то, с чем пришла в этот дом почти полгода назад. Не прибираясь, забыв погасить свет на кухне, торопливо выскочила за дверь, будто бы совершая побег и опасаясь, что помедли она с бегством пару лишних минут, и что-то, оставленное в этой квартире, сможет ее задержать.

В больнице уже ждал хмурый, невыспавшийся оперативник: она рассказала историю о страшной драке, которую видела из окна, о неизвестных злодеях, напавших на ее мужа, и двух отважных мужчинах, кинувшихся ему на выручку и тяжко пострадавших в жестоком побоище. Полицейский нацарапал несколько каракуль в блокноте, спросил, сможет ли Карина подъехать потом в отделение для составления протокола, пообещал сообщить, если появятся новости, и исчез.

– А что у вас в сумке? – полюбопытствовал он перед уходом.

– Вещи для мужа, – спокойно соврала Карина.

Насчет своих показаний она не тревожилась. А. Л. – пора уже привыкать называть его по-другому, надо себя приучать! – так вот, Инквизитор вряд ли мог видеть, как она набросилась на этих бандитов, а если и сообразил что-то, уж точно не выдаст ее, хотя бы из благодарности. Что же до самих налетчиков, то они тем более будут молчать: один из них, получивший удар молотком в висок, находился в глубокой коме и имел все шансы остаться там в ожидании переселения в лучший мир; второй же только сейчас приходил в себя после операции по удалению субдуральной гематомы. Впрочем, существуй даже реальная опасность отправиться за решетку, Карину это тревожило мало. У нее имелись более серьезные поводы для переживаний.

Палата оказалась большой, светлой, с двумя окнами, выходившими во двор, маленьким телевизором, отдельным душем, туалетом и четырьмя койками: одна из них была заправлена и пустовала; поверх смятого одеяла другой лежала горбом какая-то книжка в мягкой обложке, на тумбочке у изголовья валялись апельсиновые корки. На кровати справа, ближе к окну, кто-то спал, отвернувшись лицом к стенке и завернувшись в серое одеяло. Карина подошла к изножию четвертой койки, слева у двери, остановилась и посмотрела.

Инквизитор, похоже, дремал. Прикрытые веки беспокойно подрагивали. На голове громоздилась неуклюжая, толстая, похожая на шлем повязка с проступившими желтоватыми пятнами. Громадный кровоподтек был смазан чем-то блестящим и налился багровой синевой, оттеняющей бледность осунувшегося лица. От висящей на металлической стойке капельницы к залепленной пластырем вене на левой руке вела гибкая трубка.

– Аркадий, – негромко позвала Карина.

Он открыл глаза, увидел ее и вздрогнул, испугавшись одетой во все черное женской фигуры, возникшей рядом с ним в больничной палате.

– Это я, – сообщила она.

Инквизитор зашевелился, улыбнулся и тут же скривился от боли в скуле.

– Привет! – сказал он. – Рад тебя видеть! С тобой все хорошо?

Карина внимательно наблюдала.

«Он действительно рад. Искренне. Впрочем, какое это имеет значение».

– Я в порядке, – сказала она. – Мне нужно сказать тебе кое-что.

Она подвинула край одеяла и присела на койку. Инквизитор тревожно взглянул на нее и переспросил:

– Точно все в порядке?

– Это неважно. То есть со мной все нормально. Наверное. Или нет. – Карина почувствовала, что запуталась, и разозлилась на себя за это. – В общем, я о другом хотела сказать.

– Слушаю, – настороженно произнес он.

Карина вздохнула.

– Полиции я рассказала, что на тебя напали какие-то хулиганы. Двое случайных прохожих бросились тебя защищать и тоже пострадали. Сейчас они, кстати, тоже в этой больнице, с разбитыми головами. Один вряд ли оправится, другому повезло больше. Будет неплохо, если ты тоже станешь придерживаться этой версии. А еще лучше сказать, что ничего не помнишь.

– Понял. – Он задумался на секунду и произнес: – Значит, это все-таки ты… да?

– Да.

– Я не помню всего отчетливо, только то, что упал, а потом крики… Знаешь, я догадывался, но поверить не мог, чтобы ты… Но как?!

Карина хотела улыбнуться, но, видимо, это умение осталось где-то в той самой квартире, которую она так поспешно покинула. Вместо этого губы растянулись в кривоватый оскал. Она нагнулась пониже, почти касаясь груди Инквизитора своей затянутой в черный свитер грудью, приблизила губы к его уху и прошептала:

– Я сделала это твоим молотком. Нашла его вместе с клейкой лентой, маской и мешочком с какой-то сушеной дрянью. Аркадий Романович.

Он дернулся и попытался повернуть голову.

– Тише, тише, – сказала она. – Это еще не все, подожди. Помнишь, я обещала тебе сюрприз? Не могу сказать, что планировала именно это, но слово нужно держать.

Карина встала, поставила правую ногу на край прикроватной тумбочки и подняла юбку.

– Смотри.

Он и так смотрел во все глаза, с недоумением, недоверием, смотрел, как она поднимает юбку все выше, успел удивиться тому, что на ней надеты чулки, которых он раньше не видел, как чуть приспускает широкую резинку на белом бедре, как подцепляет ярко-красным ногтем телесного цвета пластырь, снимает его и обнажает маленький иссиня-черный рисунок, похожий на татуировку.

Перевернутый книзу трезубец.

Удивление в его широко распахнувшихся глазах сменил ужас, будто бы на его глазах она из человека превратилась в какое-то жуткое, инфернальное существо. Карина отступила на шаг, отпустила край юбки, позволив ей свободно упасть вниз, и сказала:

– Теперь ты знаешь.

Инквизитор молчал. Лицо его, и без того бледное, побелело настолько, что выделялось даже на фоне накрахмаленной белой подушки. Она подняла с пола сумку.

– Ты жив только потому, что я люблю тебя. Так уж вышло. Но сейчас я ухожу. И очень прошу, не ищи меня, даже не пытайся найти, потому что иначе… я просто не знаю, что тогда будет.

Он не сказал ни слова. Карина отвернулась и быстро вышла за дверь.

В коридоре она постояла немного, привалившись к стене, и ждала, пока пройдет противное жжение в глазах, когда перестанут расплываться предметы и снова можно будет дышать и жить. Санитарка в зеленом халате, катя перед собой дребезжащую железом каталку, покосилась и решила спросить: