М. Кэри - Дары Пандоры

Это весомое различие. Мелани совсем не учла его. А ведь это действительно отличает ее от них. Может, есть и другие отличия? Может, она и не монстр, в конце концов?

Эти онтологические вопросы тянут за собой другие, более практичные.

– Именно поэтому я очень важный образец?

На лице мисс Джей сначала возникает боль, затем гнев.

– Вот почему ты важна для исследовательского проекта доктора Колдуэлл. Она считает, что может найти что-то внутри тебя, что поможет сделать ей вакцину для всех выживших. Антидот. Чтобы никто больше не превращался в голодного, или если превратился, чтобы можно было вернуть его обратно.

Мелани кивает. Она знает, что это на самом деле важно. Но она также знает, что не все беды, обрушившиеся на эту землю, имели ту же причину и происхождение. Инфекция была злом. Поэтому люди, принимающие важные решения, попытались ее контролировать. Для этого они начали ловить маленьких детей и резать их на куски, чтобы попытаться сделать лекарство, превращающее голодных обратно в людей.

Это не просто Пандора, у которой был неподдающийся ее воле недостаток. Кажется, что всех создали таким образом, чтобы иногда они совершали глупые и неправильные поступки. Или почти всех. Кроме мисс Джустин, конечно.

Сержант Паркс подает им сигнал подняться и двигаться дальше. Мелани идет впереди мисс Джустин, туго натягивая поводок, погруженная в водоворот своих новых мыслей. Впервые ей не хочется возвращаться в камеру. Она начинает понимать, что камера была лишь крошечной частью чего-то большего, как и все, кто идет сейчас рядом с ней.

Она проводит соединения, которые уходят от ее собственной жизни в удивительные и пугающие дали.

Лондон глотает их очень медленно, по кусочку зараз.

Это не Стивенейдж с его большими полями и широкими дорогами, приводящими тебя сразу в центр города. Для Кирана Галлахера, который нашел Стивенейдж довольно большим и впечатляющим, переварить Лондон становится практически непосильной задачей.

Они идут, и идут, и идут, и все никак не зайдут в город – сердце которого, по словам сержанта Паркса, еще, как минимум, в десяти милях южнее.

– До сегодняшнего дня мы проходили только маленькие города, – говорит Хелен Джустин Галлахеру, сжалившись над его страхами. – А Лондон разрастался по мере того, как все больше и больше людей хотели жить в нем, поглощая множество ранее отдельных городов.

– А сколько людей в нем жило? – Галлахер знает, что это вопрос десятилетнего ребенка, но интерес побеждает.

– Миллионы. Намного больше, чем осталось во всей Англии сейчас. Если только…

Она не заканчивает, но Галлахер понимает, о чем она. Если не брать в расчет голодных. Но их и нельзя учитывать. Ведь они больше не люди. Ну, не считая этого странного маленького ребенка, который больше похож…

Он даже не может сказать, на кого. Живая девочка, может быть, одетая как голодный. Нет, не так. Взрослый, одетый как ребенок, одетый как голодный. Так же, как ты засовываешь язык на место выпавшего зуба, Галлахер исследует свои чувства к ней и приходит к тому, что она ему нравится. Отчасти потому, что она так сильно отличается от него. Она как четыре пятых из пяти восьмых из хрен знает скольких, но она не верит во всю чушь, что ей говорят. Она даже может ответить сержанту, что сродни мышке, огрызающейся на питбуля. Удивительно!

Но у него с Мелани много и общего: они оба заходят в Лондон с открытыми ртами, едва в состоянии понять, где они. Как здесь вообще могло хватить людей, чтобы жить в стольких домах? Как они раньше строили такие высокие башни? И как их можно было победить?

По мере того как поля сменяются улицами, которых уже и не счесть, они видят все больше и больше голодных. Сержант уже рассказывал ему о законе плотности. Чем больше живых людей было в определенном месте, тем больше там голодных сейчас, если только по этой территории не прошлись патрули или не сбросили бомбы. И они как раз наблюдают подтверждение этому закону.

Но проблема в том, что они толпятся вместе, как и в Стивенейдже, образ той стычки с голодными ярко всплывает в его памяти, когда у сержанта практически не было шансов. Они идут медленно, осматривая соседние улицы и выбирая те из них, где нет голодных. Если вас не сильно поджимает время и вы готовы петлять по городу, то можно очень долго идти, избегая неприятных встреч с заплесневелыми ублюдками. Сначала разведкой занимаются они с Парксом, но все чаще они пускают вперед малышку, потому что (а) для нее в этом нет никакого риска и (б) они знают, после Стивенейджа, что она вернется. Мелани идеальный разведчик.

Первые несколько раз сержант Паркс отцепляет и пристегивает обратно поводок, когда она возвращается. Но уже через полчаса он забывает или решает не пристегивать его обратно, и все оставшееся время поводок болтается у него на поясе. На ней все еще надет намордник, а руки заведены за спину и сцеплены наручниками, но она запросто шагает впереди, а когда надоедает, плетется сзади.

Плотность голодных остается высокой, но стабильной на протяжении первой половины дня. А потом вдруг она начинает падать. Это происходит после того, как они проходят место, называемое Барнет, и спускаются по длинной улице, усеянной брошенными автомобилями. Такие отрезки дороги сержант ненавидит, и они сохраняют максимальную бдительность, двигаясь в плотной группе, когда проходят автомобильный салон Саргассо.

На целой улице они едва увидели одного голодного. Хотя здесь плотная застройка и, по идее, все должно кишеть ими. Вдалеке изредка проносится стайка голодранцев, гоняющих бездомную кошку, чаще они просто шатаются по подворотням, как проститутки в каком-то апокалиптичном кошмаре.

Ребенок – Мелани – часть пути проходит рядом с Галлахером. Она ловит его взгляд, а затем показывает ему глазами – вверх и вправо. Он поворачивает голову и видит это чудо. Смесь автомобиля и дома. Ярко-красный, с двумя рядами окон и – он может это отчетливо видеть – с лестницей внутри. Но вся эта конструкция на колесах. Безумие!

Они вдвоем идут его исследовать. Так далеко Мелани еще не отходила от Хелен Джустин с того момента, как они вышли из Стивенейджа, но та сейчас отвлечена разговором с доктором и сержантом. У них появилась свободная минутка, чтобы утолить свое любопытство.

Двухэтажный автомобиль врезался в витрину магазина. Он немного завалился набок, потеряв где-то все свои стекла. Погибшие шины изогнутыми полосами висят на дисках, как серо-черная кожица какого-то странного фрукта. В нем нет ни крови, ни тел, ничего, что бы могло рассказать им о том, что случилось с этой неловкой возвышающейся колесницей. Она просто достигла здесь своего конца, очень давно, и теперь стоит.