М. Кэри - Дары Пандоры

Хорошо. Тогда давайте посмотрим, как они прыгают с одной улицы на другую.

Он срывается с места, внезапно. На другую сторону улицы, а затем в переулок.

Через своеобразную парковку мимо сгоревших магазинов. Через одну из зияющих задних дверей, по узкому коридору. Через обугленные, вздутые резиновые двери он попадает в магазин, который быстро пересекает и…

Замедляется. И останавливается.

Потому что перед ним… это своего рода мини-рынок – шесть стеллажей от пола и до потолка.

На полках: щетки для унитаза, подставки для яиц в форме улыбающихся цыплят, хлебницы в цветах Юнион Джек, деревянные мышеловки с одноименными надписями на боку, терки для сыра с легкими ручками, разделочные доски, полотенца, наборы приправ, детские автокресла, магнитные отвертки.

И еда.

Ее не так много – всего лишь часть стеллажа в конце прохода, но, кажется, нетронутая. Банки и пакеты по-прежнему аккуратно расставлены – все супы на одной полке, рис и макароны на другой, иностранные товары на третьей. Неизвестный и, скорее всего, давно умерший работник магазина расставил все так, чтобы казалось, что сегодня обычное утро в мире, который никогда не перестанет существовать.

Все банки взорваны. На них и сейчас светит солнце, а они так стояли еще до того, как Галлахер родился.

Но пакеты вроде закрыты. Он рассматривает их с надеждой, а затем с волнением.

Праздник Гурмана – Курица карри с рисом – просто добавь воды!

Праздник Гурмана – Бефстроганов – просто добавь воды!

Праздник Гурмана – Мясная паэлья – просто добавь воды!

Другими словами, обезвоженные продукты в герметичных пакетах.

Галлахер открывает одну и принюхивается. Пахнет, черт подери, хорошо, учитывая все обстоятельства. И его действительно не волнует, есть ли там курица или корова, пока он может держать эти коробочки в руках.

Он заливает коробочку на треть водой, плотно закрывает и трясет с минуту. Затем открывает ее и ложку получившейся пасты моментально опускает в рот.

Это вкусно. Праздник для гурмана, как сказано на этикетке. И даже не нужно жевать. Еда проскальзывает внутрь, как суп. Небольшая зернистость не беспокоит его, пока часть неразмешавшегося порошка не попадает в горло и он не заходится в припадке кашля, покрывая все остальные коробки и пакеты на полке коричневыми плевками со вкусом карри.

Доедает уже осторожней. Затем берет с полки еще несколько коробок, срывает с них картонные обертки и распихивает по карманам. Когда доберется до реки, то отпразднует это двумя или тремя Праздниками, выбранными наугад. Комбо-ужин.

Кстати, ему действительно уже стоит выдвигаться. Но он не может сопротивляться любопытству бросить беглый взгляд на остальную часть магазина. Может, там еще какие чудеса найдутся.

Когда он находит журнальную стойку, сердце Галлахера взрывается. Вся верхняя полка – футов десять или даже больше – заставлена порножурналами. Он берет их, один за другим, листает, благоговейно переворачивая страницы, как будто это Священное Писание. Женщины непостижимой красоты смотрят на него с любовью, улыбкой, пониманием и желанием. Их ноги и сердца широко раскрыты.

Будь он все еще на базе, эти сокровища сделали бы его богатейшим человеком. Паломники приходили бы из каждой казармы и платили бы ему табаком и алкоголем за каждые полчаса, проведенные в компании этих очаровательных дам. Тот факт, что он не курит и боится алкоголя почти так же сильно, как голодных и юнкеров, никак не влияет на эту ослепительную картину. Галлахер стал бы человеком с большой буквы. Тем, кому кивают, когда он входит в столовую, а он воспринимает это как должное. Человеком, который ответным кивком придает статус первым.

Скрип половицы возвращает Галлахера из мира вечной славы в мир реальный. Он опускает журнал, который держал в руках. В десяти футах, скрываемая до этого журналом, стоит девочка, крошечная и голая, тощая, как палка. Поразительно, она как будто сошла с черно-белой фотографии. Ее волнистые волосы и кожа абсолютно белые, глаза похожи на черные и бездонные отверстия, просверленные в борту корабля. Ее рот – прямая, бескровная линия.

Ей лет пять или шесть, или только-только исполнилось семь.

Она просто стоит, уставившись на Галлахера. Когда девочка понимает, что он увидел ее, она протягивает ему руку и показывает. Дохлая крыса без головы.

Галлахер смотрит на крысу, потом на лицо девочки. Опять на крысу. Они стоят так, кажется, довольно долго. Галлахер судорожно глотает воздух.

– Эй, – говорит он наконец. – Как дела?

Самый дурацкий вопрос, который можно было придумать, но поверить в реальность происходящего очень трудно. Очевидно, что эта маленькая девочка голодная. Но она из рода Мелани, представители которого могут думать и не должны есть людей, если не хотят.

И она предлагает ему мир. Причем довольно увесистый, учитывая то, насколько она худая.

Но ребенок не подходит к нему и ничего не говорит. А может ли она вообще говорить? Дети на базе поначалу тоже были похожи на животных. Они довольно быстро научились говорить, слушая человеческую речь, но он помнит первые недели, когда они визжали, как поросята или шимпанзе.

Не важно. Можно по-другому. Язык тела.

Галлахер широко улыбается девочке и кивает головой. Она по-прежнему не двигается, а на лице у нее будто жесткая маска. Она просто покачивает крысой в руке, так обычно кормят собак.

– Ты очень хорошая девочка, – бессмысленно говорит ее Галлахер. – Как тебя зовут? Меня зовут Киран. Киран Галлахер.

Крыса продолжает слегка раскачиваться. Рот девочки открывается и закрывается – она, видимо, предлагает ему перекусить.

Нелепая ситуация. Он должен принять крысу, другого выхода нет.

Галлахер медленно кладет порножурнал – обложкой вниз, как будто живой маленький мертвец может смутиться голых грудей. Он показывает ей свои пустые руки. Медленно двигаясь, прогулочной походкой, как Паркс научил его, идет к ней. Рядовой осторожно держит руки на виду и улыбку на лице.

Подойдя, он протягивает руку, еще медленнее, чтобы принять крысу.

Маленькая девочка делает шаг назад и опускает руку. Галлахер застывает: может, он неправильно ее понял?

Боль взрывается в левой ноге, затем в правой, внезапно и удивительно. Ноги неуклюже подворачиваются, и он с криком падает, как громоздкий шкаф с одеждой. Миниатюрные фигурки разбегаются в разные стороны от него, скрытые до этого стеллажами. Он не успевает их разглядеть, потому что ему больно, он злится и не может понять, что произошло.

Приподнявшись на локте, он смотрит на свои ноги и не осознает, что видит. Там все красное. Кровь. Это кровь. И она его. Сейчас он понимает это, потому что вернулась чувствительность. Икры мучительно пульсируют. От колен и ниже брюки пропитались кровью.