Стивен Кинг - КлаТбище домашних жЫвотных

Без четверти десять Норма ушла спать, и Луис с Джадом остались вдвоем. Старик молчал и сосредоточенно разглядывал дым от своей сигареты, как ребенок, который рассматривает полосатый столб у парикмахерской, чтобы понять, куда исчезают полоски вверху.

— Стэнни Би, — тихо подсказал Луис.

Джад моргнул, выходя из задумчивости.

— А, да, — сказал он. — Все в Ладлоу — и, думается, в Бакспорте, Проспекте и Оррингтоне — звали его попросту Стэнни Би. В том году, когда умер мой пес Спот — в смысле, в тысяча девятьсот десятом, когда он умер в первый раз, — Стэнни был уже стариком, причем явно выжившим из ума. Были и другие, кто знал про микмакское кладбище, но мне о нем рассказал Стэнни Би. Он сам узнал о нем от отца, а тот — от своего отца. То еще было семейство — французы, как они есть. — Джад рассмеялся и отхлебнул пива. — Я до сих пор слышу, как он изъяснялся на своем ломаном английском. Он нашел меня на задворках платной конюшни, что раньше стояла на пятнадцатом шоссе — только тогда это было еще не шоссе, а столбовая дорога Бангор — Бакспорт, — примерно там, где сейчас стоит завод «Оринко». Спот еще не умер, но был уже совсем плох, и отец отправил меня купить корма для кур, который тогда продавал старый Йорки. Этот корм был нам нужен, как корове седло, и я сразу понял, зачем он отослал меня из дома.

— Он собирался прикончить пса?

— Он знал, как сильно я любил Спота, и подумал, что мне лучше этого не видеть. Я зашел к старому Йорки, и пока тот отмерял зерно, отправился на задний двор, уселся на старый жернов и расплакался в голос.

Джад медленно покачал головой, все еще улыбаясь одними уголками губ.

— И тут ко мне подошел Стэнни Би. Половина жителей города считала его тихим и безобидным психом, а половина — опасным и буйным. Его дед был известным траппером и торговцем пушниной в начале прошлого века, изъездил все побережье от Приморских провинций до Бангора и Дерри, добирался даже до Скаухигана, а это совсем далеко на юге… скупал там шкуры, ну то есть мне так говорили. У него был большой фургон, обтянутый сыромятной кожей, прямо как в каком-нибудь бродячем цирке. Фургон был весь разрисован крестами, поскольку дед Стэнни Би быт добрым христианином и, когда напивался, проповедовал о Воскресении Христовом. Так говорил Стэнни Би, он вообще много рассказывал про своего деда. Однако фургон был разрисован не только крестами, но и разными индейскими знаками, потому что дед Стэнни Би верил, что все индейцы — не важно, какого племени, — это потомки одного народа, потерянного колена Израилева, о котором сказано в Библии. Он говорил, что все они попадут в ад, но их магия действует, потому что они все равно христиане, пусть и идущие извращенным, проклятым путем.

Дед Стэнни Би покупал у микмаков шкуры и вел с индейцами дела еще долго после того, как остальные трапперы и торговцы либо махнули на них рукой, либо ушли дальше на запад. Он не обманывал микмаков, предлагал хорошую цену. И еще, как рассказывал Стэнни, он знал всю Библию наизусть, а индейцам нравилось слушать рассказы, которыми их забавляли миссионеры до того, как в эти земли пришли трапперы и лесорубы.

Джад опять замолчал. Луис ждал.

— Микмаки рассказали деду Стэнни о кладбище, которым они больше не пользуются, потому что вендиго испортил землю, и о Духовой топи, и о ступенях в скале, и обо всем остальном.

Истории о вендиго тогда ходили повсюду в северных краях. Эти истории были необходимы индейцам точно так же, как нам необходимы некоторые из наших библейских историй. Норма меня проклянет, если услышит, скажет, что я богохульствую, но это правда, Луис. В холодные долгие зимы, когда было нечего есть, кое-кто из индейцев на севере доходил до той точки, когда ты либо умрешь от голода, либо… либо сделаешь что-то очень плохое.

— Каннибализм?

Джад пожал плечами:

— Может быть. Возможно, они выбирали кого-то, кто был уже стар и дряхл, и тогда все остальные на время спасались от голода. И сочиняли историю, что вендиго прошел через их поселение, пока все спали, и дотронулся до них. А согласно легенде, если вендиго дотронется до человека, у того разовьется вкус к плоти своих сородичей.

Луис кивнул:

— Бес попутал.

— Вот именно. Думаю, что и микмакам из здешних мест тоже приходилось делать нечто подобное, и кости тех, кого съели — одного, или двух, или дюжины, — они хоронили на своем кладбище.

— А потом решили, что земля испортилась, — пробормотал Луис.

— И вот, стало быть, Стэнни Би пришел на конюшню, я так понимаю, чтобы прикупить виски с черного хода, — продолжал Джад. — Уже изрядно подвыпивши. Его дед скопил за жизнь миллион долларов — ну, так говорили люди, — а Стэнни Би был совсем нищим. Он спросил меня, что случилось, и я ему рассказал. Он видел, как мне плохо, и сказал, что этому горю можно помочь, если очень захотеть и не бояться.

Я сказал, что готов все отдать, лишь бы Спот снова выздоровел, и спросил, не знает ли он хорошего ветеринара. «Ветеринара не знаю, — ответил Стэнни, — но я знаю, как помочь твоему псу, малыш. Сейчас иди домой и скажи отцу, чтобы сунул пса в мешок, но не зарывай его, нет. Оттащи его на кладбище домашних животных и спрячь у валежника. Потом возвращайся домой и скажи, что ты его похоронил».

Я спросил его, что это даст, а он велел мне не спать этой ночью и выйти на улицу, когда он бросит камешек в мое окошко. «Это будет около полуночи, — сказал он. — И если ты, парень, забудешь про Стэнни Би и заснешь, то и Стэнни Би забудет про тебя, и тогда прощай, пес, отправляйся прямиком в ад!»

Джад посмотрел на Луиса и закурил еще одну сигарету.

— Все прошло как по писаному. Когда я вернулся домой, отец сказал, что пристрелил Спота, чтобы тот не мучился. Мне даже не пришлось ничего говорить о кладбище домашних животных; отец сам попросил, чтобы я похоронил Спота там. В общем, я отнес туда своего пса в мешке. Отец спросил, не нужна ли мне помощь, и я ответил, что нет, не нужна, памятуя о том, что сказал Стэнни Би.

В ту ночь я не спал, кажется, целую вечность. Ну, знаешь, как время тянется у детей, когда отчаянно чего-то ждешь. Мне казалось, что уже близится утро, а часы пробили всего лишь десять или одиннадцать. Пару раз я едва не задремал, но каждый раз просыпался. Словно кто-то тряс меня за плечо и говорил: «Не спи, Джад! Не спи!» Словно что-то хотело, чтобы я не заснул.

Луис удивленно приподнял брови, и Джад пожал плечами.

— Когда часы в коридоре пробили двенадцать, я сел на постели, полностью одетый. В окно светила луна. Потом пробило полпервого, потом — час, а Стэнни все не было. Я подумал, что этот чертов француз обо мне забыл, и уже хотел раздеваться и спать, но тут в окно вдруг ударились два камешка, причем так неслабо ударились, чуть его не разбили. На самом деле стекло все-таки треснуло в одном месте, но я это заметил лишь на следующее утро. А мама и вовсе заметила только зимой, но подумала, что стекло треснуло от мороза.