Нил Гейман - Осторожно, триггеры (сборник)

Там были мужчины, обликом подобные падшим ангелам, и женщины, походившие на восставших демонов. Там были создания столь прекрасные, что воплотили бы собой венец всех желаний Герцога – будь они людьми. И они приблизились к нему и прижались теснее, кожа к панцирю и плоть к доспеху, и ощутили они его хлад, а он – их пыл.

– Останься с нами, дай нам любить тебя, – шептали они и тянулись к нему острыми когтями и раскрывали жадные пасти.

– Не думаю, что ваша любовь будет достаточно хороша для меня, – отрезал Герцог.

Одна из дам, светлая волосом и с лучезарно синими глазами, напомнила ему кого-то… давным-давно забытого – возлюбленную, покинувшую его жизнь в незапамятные времена. Он отыскал у себя в памяти имя и уже был готов назвать его вслух – вдруг она отзовется? – но черный жеребец взмахнул когтистой лапой, и лазурные очи сомкнулись навек.

О, как быстро скакал этот конь – стремительный, будто барс! – и каждый из стражей по очереди пал, содрогаясь, на землю и стал недвижим.

Герцог стоял перед дворцом Королевы. Он соскользнул с коня на влажную землю.

– Туда я пойду один, – молвил он. – Жди, и когда-нибудь я вернусь.

– В это я совсем не верю, – заметил конь. – Но стану ждать здесь, пока не кончится само время, если так будет нужно. Я все равно боюсь за тебя.

Герцог коснулся губами черной стали конской головы, попрощался и двинулся спасать Королеву. Он вспомнил чудовище, правящее мирами и неспособное умереть, и улыбнулся – он больше им не был. В первый раз со времен ранней юности ему было что терять, и эта мысль возвратила ему молодость. Он шел через залы пустого дворца, и сердце колотилось у него в груди – и Герцог смеялся.

Она ждала его там, где умирают цветы. Она была всем, что умело нарисовать его воображение. Ее платье было простое и белое, скулы – высокие и темные, а волосы – длинные, бесконечно ночного оттенка вороньего крыла.

– Я пришел спасти тебя, – сказал он ей.

– Ты пришел спасти себя, – поправила она.

Голос ее был почти шепот, почти ветерок, сотрясавший мертвые соцветья.

Он склонил голову, хотя она ростом равнялась ему.

– Три вопроса, – прошелестела она. – Ответь на них правильно, и все, чего ты желаешь, станет твоим. Но одно лишь неверное слово, и твоя голова навек упокоится на золотом блюде.

Ее кожа была коричневой, цвета мертвых розовых лепестков, а глаза – как темный янтарь.

– Задавай свои вопросы, – сказал он с уверенностью, которой совсем не чувствовал.

Кончик королевского пальца пробежал у него по щеке. Герцог и вспомнить не мог, когда в последний раз его касались без разрешения.

– Что больше вселенной? – спросила она.

– Подпространство и Подвременье, – быстро ответил Герцог. – Ибо оба они вмещают вселенную, а кроме того, и все, что ею не является. Но я думаю, ты хочешь ответа менее точного, зато более поэтичного. Изволь – это разум, ибо он может объять всю вселенную и вдобавок нарисовать себе вещи, которых не было и нет.

Королева молчала.

– Ответ правильный? – заволновался Герцог. – Или неправильный?

На мгновение он пожалел о змеином шепоте главного советника, о сгущенной мудрости веков, струящейся в мозг через невральную розетку, – или хотя бы о стрекоте жука-секретаря.

– Второй вопрос, – сказала меж тем Королева. – Что могущественнее Короля?

– Герцог, конечно! – тут же нашелся он. – Ибо все Короли, Первосвященники, Канцлеры, Императрицы и им подобные служат единственно моей воле и произволению. Но я снова подозреваю, что тебе нужен ответ менее трезвый, зато более цветистый. И снова это разум – он могущественнее Короля. И даже Герцога. Потому что хотя и нет никого в мире превыше меня, однако же есть в нем такие, кто способен представить мир, где нечто меня превышает, а его, в свою очередь, – другое нечто, и так далее. Нет! Погоди! У меня есть ответ! Он из Великого Древа: Кетер , Венец, сам принцип монархии, могущественнее любого Короля [26] Кетер – в каббалистической картине мира наивысшая из сфирот, первое, что явилось из Небытия, Абсолют, Бог. .

Королева поглядела на него янтарными очами и молвила:

– Последний вопрос для тебя: что нельзя взять назад?

– Мое слово, – немедленно сказал Герцог. – Хотя, если хорошенько подумать, бывает иногда так, что дашь слово, а потом обстоятельства изменятся – да что там! – сами миры изменятся каким-нибудь неблагоприятным или неожиданным образом. Время от времени, если уж на то пошло, приходится менять свое слово в соответствии с ситуацией. Я бы еще Смерть упомянул, но тут, по правде говоря, если уж мне придет нужда в ком-то, от кого я успел избавиться, я просто велю его перевоплотить…

По лицу Королевы скользнула тень нетерпения.

– Поцелуй! – воскликнул Герцог.

Королева кивнула.

– Ты не так уж безнадежен, – сказала она. – Ты полагаешь, что ты – моя единственная надежда, но на самом деле это я – твоя. Все твои ответы неверны. Но последний оказался не таким неправильным, как остальные.

Герцог представил, каково это – лишиться головы ради этой женщины, и неожиданно счел перспективу не столь уж ужасной.

Ветер пронесся сквозь сад мертвых цветов. Будто надушенный призрак, подумал Герцог.

– Хочешь узнать ответ? – спросила она.

– Ответы, – поправил он. – Конечно.

– Есть только один ответ, – возразила она. – И это сердце. Сердце больше вселенной, ибо в нем найдется сострадание для всего и вся, а вселенная не знает жалости. Сердце могущественнее Короля, ибо сердце может знать Короля таким, каков он есть, и все же любить его. И, наконец, когда ты отдашь свое сердце, его уже не взять назад.

– Я сказал, поцелуй, – напомнил ей Герцог.

– Этот ответ оказался ближе других к истине.

Ветер ударил сильнее, и на мгновение воздух вкруг них наполнился мертвыми лепестками. Но ветер ушел, как пришел, и растерзанные лепестки упали наземь.

– Итак, я провалил первое же задание, которое ты дала мне, – сказал Герцог Королеве. – И все равно не думаю, что голова моя будет хорошо смотреться на золотом блюде. И вообще на любом блюде, если уж на то пошло. Дай же мне еще задание, поставь мне цель, укажи, чего мне еще достичь, чтобы доказать: я достоин. Дай мне спасти тебя отсюда.

– Я не из тех, кого нужно спасать, – отвечала Королева, – и никогда такой не была. Твои советники, скарабеи и программы просто решили с тобою покончить. Они послали тебя сюда, как посылали тех, кто был прежде, давным-давно, ибо куда лучше тебе исчезнуть по собственной воле и желанию, чем им убивать тебя во сне. И к тому же не так опасно. Идем, – сказала она, беря его за руку.

И они покинули сад мертвых цветов и прошли мимо фонтанов света, извергающих свои сияющие струи в бездну, дальше, в цитадель песен, где на каждом углу их ждали совершенные голоса – вздыхая, распевая, возглашая и раскатываясь эхом, – хотя петь было решительно некому.