Никки Келли - Лайла

Он крепко держал мое лицо в своих ладонях. Как же я устала бороться! У меня не осталось сил жить, и я отдалась мраку, который окутывал меня, проникая внутрь.

На смену всему пришла лишь пустота.

Но вот вдали замаячила белая точка. Она росла и увеличивалась, пока не вытеснила тьму. Солнце. Свет ослепил меня, и я упала на траву.

От мерзлой земли шел холод, обжигавший мне спину. Растерянный Джона склонился надо мной.

– Чесси, – тихо позвал он.

Горячие руки легли мне на ключицы. От футболки на мне остались жалкие лохмотья.

– Что произошло? – спросила я, увидев, что губы Джоны были испачканы кровью. – Ты пил из меня?

Он сел рядом. Последние огненные искры в его глазах погасил мой ледяной тон.

– Что ты запомнила последним?

– Ты разодрал себе запястье, но я поцеловала тебя. Я же говорила, я не такая, как ты.

На моей коже не было следов укусов, затянулась даже рана на животе. Тогда чья же кровь была на Джоне?

– Что произошло? – повторила я.

Джона ответил очень спокойно. По глазам нельзя было понять, что он думал.

– Ничего, красавица. Все хорошо. Ты пока не готова, мне кажется…

– Не готова к чему?

– Ни к чему. Забудь.

Я приподнялась и села.

– Ну уж нет. И ты туда же. Джона, расскажи, что случилось, – потребовала я, покачав головой.

Пропустив мою просьбу мимо ушей, Джона переплел свои пальцы с моими и поднял меня с земли.

– Начни с моей футболки! Почему она разодрана? – вспылила я, вырвавшись.

Ничего не ответив, Джона поднял с земли свою кожаную куртку и накинул ее мне на плечи.

– Вернулся Этан? – с надеждой предложила я единственное объяснение, пришедшее в голову, и внимательно огляделась.

Это было вполне логично. Наверное, завязалась драка, поэтому одежда на мне оказалась изодрана, а Джона перемазался кровью. Видимо, я потеряла сознание.

Но вампир не собирался посвящать меня в детали случившегося, но, впрочем, не стал и лгать:

– Нет, он исчез, когда ты упала с моста.

– Тогда почему моя футболка изодрана в клочья? – зашипела я. – Почему у тебя лицо и губы в крови?

Во мне кипела злоба, но Джона лишь молча удалялся от меня.

– Отвечай! Немедленно! – крикнула я, и он остановился, но не сказал ни слова, не оборачиваясь и не поднимая головы. – Джона!

Оглянувшись, он наконец произнес:

– Лучше спроси, почему лицо и губы в крови у тебя?

Он не ошибся: к такому я была не готова.

Гэбриел должен был вернуться в сочельник.

Я места себе не находила. Шагая туда-сюда по гостиной, я пыталась отогнать не дававшую покоя мысль: Гэбриел вез с собой не только ангела, но и Анору. Нам наверняка предстоял разговор об их отношениях.

Руадан заварил для меня чай. Джона и Брук давно ушли: перевалило за полдень, но их до сих пор не было. Брук уговорила Джону поехать в Тулузу на поиски «приличных магазинов», и он, разумеется, уступил ее прихоти.

Несмотря на внешнюю невозмутимость, Брук очень переживала за Джону, и когда он явился целым и невредимым, на лице ее отразилось такое облегчение, что стало ясно: он очень ей дорог. Я почти не сомневалась, что настоящей причиной поездки в Тулузу были вовсе не магазины: Брук хотелось побыть с ним наедине.

После случая на реке Джона впал в задумчивость, и я вовсе не возражала, когда он решил уехать.

– Что-то Гэбриел задерживается… – сказала я Руадану.

– Думаю, вот-вот будет. Ты же знаешь, он везет одного из своих, а тот не обрадуется нашей компании.

– Гэбриел его предупредил.

– Я полагаю, он сообщил ему об Аноре, раз они путешествуют все вместе, а вот знает ли он об остальных – большой вопрос. У ангелов не принято знаться с вампирами, а уж бродить по свету и освобождать нашего брата…

Переминаясь с ноги на ногу, я боялась спросить.

– Руадан…

– Что?

Он стоял ко мне спиной и наливал кипяток в маленькую чашку.

– Сколько Гэбриел и Анора, ну… вы понимаете…

Наполнив чашку и поставив чайник на место, Руадан обернулся и облокотился на разделявшую нас стойку.

– Между ними ничего нет, поверь мне. Причин тому предостаточно.

Руадан достал из холодильника молоко и налил его в чай, а я намеренно громко отодвинула стул от обеденного стола, как бы приглашая Руадана сесть рядом.

Поколебавшись, он взялся за спинку.

– Вообще-то я не люблю обсуждать чужие дела и отношения…

Но, видимо, у меня на лице было написано, как сильно я хочу услышать, что ему известно, поэтому он все-таки сел.

– Я ведь рассказывал, что Гэбриел нас всех спас?

Я кивнула.

– Первой стала Анора. Случилось это больше полувека тому назад. Она не сразу приняла Гэбриела. Ей было невыносимо тяжело расстаться с Гуальтьеро. Очень долго она привыкала к новой жизни, которую предлагал ей ангел.

– Ради чего он старался? Пусть бы жила, как ей нравится.

– Попытайся она вернуться, ее бы уничтожили. Она ведь сбежала, не забывай. Гэбриел заботился о ней, помогал избавиться от связи, которая держала ее под властью Хозяина. В итоге она смирилась, но, похоже, неверно поняла, почему Гэбриел проявляет к ней такой интерес и принимает участие в ее судьбе.

Я почувствовала ком в горле. Осторожнее – Руадан не должен был видеть, насколько сильно меня волновала эта тема. Хотя он, конечно, был не глуп и понимал, что я испытываю к Гэбриелу определенные чувства.

– Они были вместе?

– Нет, никогда. Он ведь ангел – дитя света, а она дитя тьмы. Они несовместимы.

– Почему?

– Потому что любовь – свет. Ненависть и зло – тьма. Это противоположные полюса. Что бы Анора ни предпринимала, как бы ни добивалась Гэбриела, ничего не выйдет…

Мне стало трудно дышать. Джона считал меня темной, говорил, что я тоже была вампиром. Если он был прав, у нас Гэбриелом ничего не получится. Руадан ведь утверждал, что… Да нет же! Джона ошибался. Я не была вампиром.

Желудок болезненно сжался. После того, что Джона сказал мне там, у реки, меня постоянно грызла мысль о том, что в его словах есть доля истины.

– Но Анора не прекратила попытки! Она из тех, кого всегда манит запретный плод. Он отверг ее, и она влюбилась в него еще больше. Страсть, похоть – это все проявления мрака.

Я была не в настроении для проповедей и хотела вернуть разговор в интересующее меня русло.

– Анора повсюду вас сопровождает?

– И да, и нет. Она уходит, когда теряет терпение, но всегда возвращается. Мы ведь в некотором роде семья, которой она лишена. Аноре плевать, что ей нельзя быть с Гэбриелом, она не оставляет попыток его завоевать.

Ну и ну! Неужели ей мало одного отказа?

– Гэбриел говорит, что никто из вас не выбирал себе судьбу. Но он готов подарить спасение тем, кто захочет, – вспомнила я. – Но почему первой стала Анора? Как он разыскал остальных?