Джейсон Мотт - Вернувшиеся

Но затем Марвин Паркер провел правый хук в челюсть одного из солдат и отправил беднягу в глубокий нокаут. Марвин был худощавым долговязым мужчиной среднего возраста, но в юности он считался хорошим боксером. Его победа в схватке стала поворотной точкой. После этого все смешалось в криках и жестком столкновении обеих сторон.

Пара крепких рук сомкнулась на талии Фреда, приподняв его над землей. Он попытался вырваться, но солдат оказался сильнее. Дергаясь всем телом, Грин ударил затылком по лицу противника. Солдат выпустил его из рук. Фред упал на четвереньки, однако сильный пинок не позволил ему подняться на ноги. Кто-то рядом кричал: «Фашисты!» — снова и снова, превращая суматоху драки в нечто сюрреалистическое. Сидевшие в автобусе «вернувшиеся» смотрели через окна на сражение, не зная, бояться ли им злобы местного населения или радоваться избиению пикетчиков. Многие из них уже сталкивались с такими «защитниками истинно живых людей», поэтому они не проявляли к ним ни малейшего снисхождения.

— Не волнуйтесь, — успокоил их водитель автобуса. — Я вижу этих парней уже две недели.

Наморщив брови, он тихо добавил:

— Раньше они были безвредными.

Пока Грин с руганью отбивался от одного из солдат, кто-то схватил его под мышки и попытался поставить на ноги. Он услышал голос Марвина:

— Давай, Фред! Двигай задницей!

Несмотря на яростное желание сражаться, пикетчикам не хватало выучки и, что более уместно, молодости солдат. Фред, покачиваясь, поднялся на ноги и побежал к своей машине. При всем адреналине, выпущенном в кровь, он окончательно выдохся. Он был слишком стар для подобных драк. И это противостояние не устраивало его. Оно ничего не решало. Оно не восстанавливало его нарушенных прав. Причем потасовка с солдатами закончилась так быстро, что все это казалось слишком тривиальным.

Марвин, бежавший следом за ним, смеялся, как нашкодивший мальчишка. Он ничуть не устал. И он не задыхался от злости, как Фред. По его щекам стекали струйки пота, но худощавое лицо сияло от радости и возбуждения.

— О, черт! — прокричал он. — Это было здорово!

Грин, обернувшись через плечо, посмотрел на солдат. Они не гнались за ними. Они прижимали пару пикетчиков к асфальту и сковывали их руки наручниками. Остальные парни бежали за Фредом. На их лицах уже проступали синяки, но серьезных ран ни у кого не было. Когда они вернулись к своим грузовикам, каждый забрался в машину и завел двигатель. Марвин прыгнул в кабину Фреда, и они помчались подальше от лагеря.

— Похоже, вояки думают, что преподали нам урок, — сказал Фред, глядя в зеркало заднего вида.

За ними не было погони. Марвин снова засмеялся.

— Они нас еще не знают, верно? Завтра мы вернемся!

— Поживем — увидим, — кратко ответил Фред.

Его ум работал на полную мощность.

— Мне кажется, я могу предложить кое-что получше, — добавил он. — Тебе понравится. Тем более что ты в лучшей форме, чем любой из нас.

— Ха! — воскликнул Марвин. — Что за идея?

— Как насчет того, чтобы пробраться в их лагерь? — спросил Фред.

Ноги Харольда ныли от боли. Сняв туфли и носки, он осмотрел пальцы ног. С ними было что-то не так. Они воняли и чесались — особенно между пальцами. Прямо как у атлета, подумал старик. Он потер пальцы ног, а затем — углубления между ними. Он тер их и тер, пока кожа не начала «гореть» и не появились влажные пятна. Ну, точно, как ноги атлета.

— Чарльз? — окликнула его Патрисия.

Она лежала на соседней койке.

— Да? — ответил Харольд.

Он снова надел носки, но решил остаться необутым.

— Чарльз, это ты?

— Да, это я.

Старик пересел на край койки и похлопал женщину по плечу, помогая ей выйти из какого-то кошмара.

— Вставай, — сказал он. — Ты видела какой-то сон?

— О, Чарльз, — поднимаясь, ответила она. — Это было ужасно. Просто ужасно. Все умерли.

Слезы покатились по ее лицу.

— Успокойся, дорогая, — произнес Харольд.

Он встал и устроился рядом с Патрисией. Молодой, потрепанного вида паренек, проходивший мимо открытой двери, заглянул в комнату и увидел пустую койку Харольда. Он тут же направился к ней.

— Она моя, — сказал старик. — И та, которая рядом, тоже моя.

— Вы не можете иметь две койки, мистер, — возразил ему парень.

— Я не могу, — согласился Харольд. — Но эти три койки принадлежат моей семье. Мне, жене и моему сыну.

Парень с подозрением посмотрел на Харольда и старую женщину.

— Это ваша жена?

— Да, — ответил Харольд.

Юноша стоял как вкопанный. Патрисия похлопала старика по бедру.

— Чарльз, — со всхлипами сказала она. — Ты знаешь, как я тебя люблю? Конечно, знаешь. Где наш Мартин?

Она посмотрела на вошедшего юношу.

— Мартин, милый, где ты был? Иди сюда, детка. Дай мне обнять тебя. Где ты так долго гулял? Иди и поцелуй свою мамочку.

Она говорила медленно и бесстрастно — как робот. Ее слова немного встревожили парня. Харольд улыбнулся и пожал руку темнокожей женщины. Он не знал, насколько хорошо сейчас функционировал ее ум, однако это было не важно.

— Я здесь, дорогая, — сказал он, целуя ее ладонь.

Затем старик взглянул на парня.

— Лучше уходи, — сказал он. — Нас заперли здесь, словно стадо баранов, но это не значит, что мы должны вести себя как животные.

Парень повернулся на каблуках и вышел в коридор. Его голова поворачивалась то влево, то вправо, пока он выискивал незанятую кровать для захвата и последующей экспроприации. Харольд раздраженно вздохнул.

— Как я выгляжу? — с мягким смехом спросила Патрисия.

Он пожал ее руку.

— Прекрасно.

Старик пересел на свою койку. Он несколько раз оглянулся через плечо, проверяя, не подкрадывается ли кто-нибудь к койке Джейкоба.

— Ты зря нахваливаешь меня, Чарльз.

Харольд попытался улыбнуться.

— Хочешь конфетку? — спросила она, похлопав руками по карманам платья. — Давай посмотрим, что у меня найдется для моего мальчика.

— Не беспокойся об этом. У тебя ничего нет.

— А вот и есть, — сказала она.

Женщина явно расстроилась, когда оказалось, что карманы ее платья были пустыми. Харольд лег на койку и вытер пот с лица. Этот август казался самым жарким в его жизни.

— У тебя и в прошлый раз ничего не было, — произнес он усталым голосом.

Женщина со стоном приподнялась и села на его койку.

— Ага, я снова теперь Марти, — догадался Харольд.

— Не начинай канючить, золотце. Я съезжу в город и куплю тебе какие-нибудь сладости. Только больше не донимай меня своими капризами. Мы с твоим папой хотим вырастить тебя настоящим мужчиной, а ты ведешь себя как маленький ребенок. Я этого не потерплю!

Харольд уже привык к ее старческому маразму. Большую часть времени ему приходилось играть роль ее мужа. Но иногда проводка в голове Патрисии искрила больше обычного, и тогда без всякого предупреждения он наделялся новой ролью ее больного воображения — Харольд воспринимался женщиной как семилетний ребенок. В этом не было никакого вреда. К тому же он не мог влиять на состояние ее ума. Поэтому, вопреки несносному характеру, старик закрыл глаза и позволил ей нежно ворковать над ним, что, как он понял, было лучшим видом поведения.