Рейчел Уорд - Когда придет дождь

– Карл, ты хочешь… что-нибудь сказать?

Я смотрю на тело. Очередной порыв ветра вбрасывает в комнату комок бурых листьев. Естественно, мокрых. Два или три опускаются Робу на лицо. Мне вдруг кажется, что оно перепачкано илом.

– Боже мой. Боже мой, – причитает мама и снова вытирает лицо мертвому сыну.

Чувствуется, ей страшно. Она промокает лицо Роба платком, отчего его голова шевелится. Мама испуганно вскрикивает.

– Мам, оставь его, – прошу я. – Пора уходить.

– Мисс Адамс, мне очень жаль. Мне очень жаль, что так случилось. Мы обязательно его отмоем. Обещаю. Мы приведем его в надлежащий вид.

– Я не могу его оставить. Особенно в таком…

– Мам, это не он. Совсем не он, – твержу я. – Он ушел. Роб ушел.

Осмотревшись, убеждаюсь, что это так. Дело не в том, что сейчас я его не вижу и не слышу. Изменились ощущения. От Роба ничего не осталось.

Мы с Дебби выводим маму в комнату ожидания. Ветер из разбитого окна мнет искусственные цветы в вазах. Несколько кусочков неживых листьев падают на ковер.

Женщина в черном костюме почти справилась с растерянностью. Она расправляет юбку и говорит:

– Позвольте принести вам мои искренние извинения. Прежде такого никогда не случалось. Это неприемлемо. Я вела себя очень… непрофессионально. Еще раз прошу меня извинить.

Мама в некотором недоумении смотрит на нее.

– Вы тут ни при чем, – пожимает плечами Дебби. – Погода вам не подчиняется.

Ветер грохочет, подстерегая нас у входной двери.

Женщина в черном костюме оглядывается по сторонам.

– Могу предложить вам зонтик.

– У нас свои есть, – отвечает Дебби. – При таком ветре от них мало толку. Уж как-нибудь доберемся. Спасибо за предложение. И вообще, спасибо за все.

Дебби смотрит на нас с мамой.

– Готовы?

Прежде я был готов. Еще в самом начале хотел отсюда уйти. Но сейчас уверенности поубавилось.

Роба здесь нет. Он где-то снаружи. Растворился в буре.

Мама и Дебби идут к двери. Я плетусь, путаясь в ногах.

– Карл, в чем дело?

Мама не слишком твердой походкой приближается ко мне, берет под руку.

– Ты держи меня, а я буду держать тебя, – предлагает она. – Согласен?

Натягиваю – как можно глубже – капюшон фуфайки, сверху – капюшон куртки. Затем до самых пальцев натягиваю рукава и запихиваю руки в карманы. Вид у меня странный, но мама и тетка обходятся без замечаний.

– Пошли, – говорю я.

Дебби открывает дверь.

Ветер застает нас врасплох. Он со свистом врывается в комнату ожидания, сметает со стола секретарши ворох бумаг и несет их в комнату прощания (она же часовня Упокоения).

– Боже милосердный! – восклицает женщина в черном костюме и кидается их собирать.

Мы выходим.

Два часа дня, а темно, как глубокой ночью. Вода повсюду, хлещет по улицам. Редкие пешеходы бредут, согнувшись в три погибели. Кто-то отчаянно пытается удержаться на ногах и не взлететь под напором ветра.

Я иду, низко опустив голову. Дебби тоже взяла маму под руку. Мы проходим по центральной улице, сворачиваем к кварталу стариковских бунгало. Мы быстро идем, а порой бежим. Проходим мимо цепочки людей, передающих мешки с песком и складывающих их у входных дверей бунгало. Замечаю Гарри у окна. Он приветственно машет рукой. В ответ я киваю.

Вспоминаю другое время, когда в темноте убегал отсюда.

Мы удираем, оставив заднюю дверь открытой. Старуха остается лежать на полу. Я догоняю Роба.

– Может, позвоним куда-нибудь? Вызовем службу 999?

– Заткнись и не отставай от меня.

– Но ведь ей плохо… Она…

– Я сказал: заткнись. Больше повторять не буду.

Теперь Гарри вдовец. А Роб… Роб опять где-то затаился.

Дождь успел пробраться и в мой двойной капюшон, и в швы куртки, кроссовки совершенно мокрые. Туфли мамы и Дебс – тоже. Кажется, с каждой минутой воды на улицах становится все больше. Я постоянно оглядываюсь, ожидая увидеть и услышать его. Он должен скоро появиться. Это лишь вопрос времени и места.

Дорожка выводит нас к лугу с детской площадкой. Здесь она узкая, в ряд не пройдешь. Идем гуськом. Я – последним. Возможно, сейчас он возникнет. Место подходящее: сумрачно, пустынно. Встанет у меня на пути, и я не знаю, как отреагирую: застыну или попытаюсь пройти мимо него. Сквозь него.

Но мы выходим на открытое пространство, а он так и не появился. Ветер раскачивает и пригибает к земле низенькие деревца. Мама и Дебби снова идут рядом, но я к ним не присоединяюсь. Останавливаюсь, оглядываюсь. Дождь хлещет не переставая. Вытаскиваю из кармана правую руку, поворачиваю ладонью вверх. Она мгновенно намокает. Вода собирается в центре ладони, течет между пальцами и исчезает среди других потоков.

Единственные звуки – шум бури и чавканье моих вдрызг промокших кроссовок. Его голоса я не слышу.

Открываю глаза. Мама с Дебби успели отойти метров на двадцать. Рядом никого. Только из магазина Ашрафа выскакивает человек и несется к машине, прикрывая голову пластиковым мешком.

Оглядываю поле и ворота, ища бледную фигуру. Его нигде нет. Я откидываю оба капюшона, задираю голову и смотрю в серые небеса. Капли попадают в глаза. Я моргаю, стряхиваю воду и снова смотрю.

Его здесь нет.

Я несколько дней провел в страхе, сжимаясь от звука подтекающих кранов, от вида и запаха плесени на стенах. И вот теперь вода льется мне на волосы и стекает вниз, за шиворот.

Роба нет.

Расстегиваю и снимаю куртку, потом стаскиваю через голову фуфайку. Дождь невероятно холодный, но мне плевать. Он обжигает мне кожу. Я кладу одежду на землю, вытягиваю руки ладонями вверх. Задираю голову, открываю рот.

Порыв ветра едва не сбивает меня с ног, но я только смеюсь.

Он ушел. Он действительно ушел.

Мне больше нечего бояться.

Я не сойду с ума.

Потом эта мысль ударяет меня. Он ушел. Ушел навсегда. Мой брат мертв. Я его убил.

Руки опускаются. Дождь барабанит по мне, но радости больше нет. Я продрог. И промок. Вдобавок я глуп и совсем одинок.

Все, что осталось от моего брата, – тело, которое мы видели сегодня. Остальное ушло. Завтра не станет и тела.

Роба нет. Я его убил.

Вода капает с кончика моего носа и с подбородка. Я стою как статуя, не мешая ей течь.

– Карл! Карл! Ты что вытворяешь?

Мама и Дебби несутся ко мне.

– Карл, что случилось?

Мама нагибается и подхватывает сброшенную одежду.

– Карл, ты же промок до нитки. Нельзя так стоять. Пошли домой. Идем.

Они прыгают вокруг меня, словно пара ворон возле зверюшки, сбитой машиной. Я и есть такая зверюшка: мертвая, пустая, ненужная и гниющая. Какой-нибудь кролик или лис, размазанный по асфальту промчавшимся грузовиком.

Мама и тетка тянут и толкают меня. Я не противлюсь, позволяю им тащить меня мимо магазинчиков, вверх по лестнице и вдоль прохода. Я невероятно озяб и чудовищно устал.