Татьяна Коршунова - Перешагнуть черту [СИ]

— Извините. Я не могу, — и убежала в свою комнату, из которой больше не выходила. За дверью было слышно, как тетя Маша кратенько рассказала историю обо мне и маме и быстро перевела разговор на тему поминок.

Я даже не чувствовала, что уже сутки, как ничего не ела. Мое сознание, мозг и, наверное, даже душу, окутал шок и непонимание. Непонимание того, что происходит.

Как случилось, что мой сон, в действительности оказался пророческим и, если здраво подумать, то это не впервые? Как я вообще могла видеть мертвого дядю Васю? Может, среди нашей родни были медиумы или ясновидящие? Нет, бред какой-то. Мама бы обязательно мне рассказала, если бы это могло коснуться и меня. А, может, она просто не успела?

Я тешила себя надеждой, что это произошло в последний раз, но что-то подсказывало, что моя жизнь навсегда изменилась.

Все выходные я просидела в комнате. Глядя в окно на предательски радостное солнце, резвящуюся во дворе детвору, которая хватала каждую минуту, наслаждаясь хорошей погодой и, переливающейся на земле, последней неубранной, разноцветной листвой. Я смотрела и размышляла о том, что произошло, и еще может произойти, цепляясь за надежду, что такое все-таки больше не повторится.

Тетя Маша после поминок ушла и больше не возвращалась. Видимо, куда-то уехала. Я пыталась продолжить свои начатые записи в дневнике, но ничего, что бы мне хотелось записать, на ум не приходило.

Так, в ничегонеделании, лишь иногда выходя на общую кухню заглушить ворчащий желудок, я провела уходящее за горизонт воскресенье.

В понедельник проснулась вовремя и без опозданий пришла на работу. Выслушав от довольной начальницы благодарственную речь за хорошо проделанную работу, тут же получила новую, и принялась за ее выполнение. В этот раз нужно было списать совершенно изорванные книги, собранные со всех читальных залов, потому что, как сказала Вера Павловна: «грядет большой „шухер“, в смысле, проверка». Об этом она случайно услышала в Центральной библиотеке.

Целый день я занималась книгами и наводила порядок в архиве, благодаря чему смогла отвлечься от мрачных мыслей и немного забыться. Начальница то появлялась, то снова куда-то убегала, украдкой поглядывая в мою сторону, как бы я чего не напортачила.

До конца рабочего дня оставалось пару часов, когда Вера Павловна снова вернулась из получасовой отлучки, напевая себе что-то под нос. В руках у нее был пакет из универмага, в котором что-то побрякивало, явно стеклянное. Женщина, словно вспомнила, что находится здесь не одна и, обращаясь ко мне, очень мягко сказала:

— Анкита Юрьевна, на сегодня Вы можете быть свободны. Не волнуйтесь, я вас прикрою если что.

— Спасибо, но я ….

— Нет, нет, нет. Идите домой. Отдыхайте. Завтра — как обычно.

Вера Павловна загадочно улыбнулась, давая мне понять, что я здесь явно лишняя. Прикроет она. Конечно. Собственно, прикрывать-то и не перед кем. Ведь она моя непосредственная начальница. А вот то, что она мне не доверяет и боится, что я доложу кому-нибудь о происходящих здесь сабантуях — это да. Только мне нет дела до их дела. Поэтому я, не спеша, собралась и, не забыв попрощаться со знакомым сторожем, — сегодня была его смена, — побрела домой.

Похоже, природа решила наверстать упущенные теплые дни, поэтому радовала и сегодня. Неожиданно для себя, мне захотелось чего-нибудь сладенького. Остановившись, я достала из сумки кошелек и, посчитав в нем купюры, прикинула, что шоколадку я могу себе позволить.

От этой мысли стало так тепло и радостно. Я повернула налево, зайдя за угол. Ближайший магазин находился на соседней улице, через дорогу.

Воодушевленная, и мечтающая о предстоящем наслаждении, подошла к пешеходному переходу и, не спеша, двинулась вперед к заветной, в эту минуту, цели. Однако, дойдя где-то до середины «зебры», почувствовала, как, в зевающую меня, ударило чем-то большим.

Голова сильно болела. Я приложила руку ко лбу и ощутила под пальцами влагу. Открыв глаза, увидела, что лежу посреди дороги, надо мной склонились какие-то люди и где-то, кажется, очень далеко, был слышен звук сирены «скорой помощи».

— Расступитесь. Расступитесь, — через толпу пробрался кто-то в белом и, склонившись надо мной, спросил: — Девушка, вы меня слышите? — Я заторможено кивнула, а человек продолжил. — А видите?

— Слабо, — прошипела я, и не узнала свой голос.

— Ну, хоть говорить можете, это уже хорошо, — взбодрился мужчина. То, что это мужчина я определила по голосу, потому как разглядеть ничего толком не могла. Все было как в тумане.

Тут подошел еще один человек в белом. Тот, что меня осматривал, обратился к нему резким и приказным тоном:

— На носилки ее и поехали. Здесь, может, ничего серьезного и не быть, а может и… — доктор на минуту запнулся, но подошедший не дал ему договорить.

— А если у нее документов нет? Да и тот, кто ее сбил, смылся.

— На месте разберемся. Тащи носилки! — мужчина наклонился ко мне и начал бережно ощупывать мое тело. — Здесь болит? А здесь?

Я отрицательно махала головой, а после прошипела:

— Голова.

— Оно и понятно, что голова. Ничего. Сейчас мы тебя в больницу отвезем. Там все проверят. И голову, и руки, и ноги.

Вернулся второй мужчина с носилками, и когда меня начали перекладывать на них, я отключилась.

Сознание ворвалось в мою многострадальную голову так же резко, как и вырвалось из нее. Зрение немного прояснилось, но видеть четко я по-прежнему не могла. Уже знакомый доктор лупил мне по щекам, и, заметив, что я пришла в себя, прекратил эти неприятные манипуляции.

— Очнулась! — крикнул он кому-то и, посмотрев на меня, улыбнулся. — Ну, все. Передаю тебя в надежные руки.

Доктор отстранился и ушел. Немного оглядевшись, я поняла, что по-прежнему лежу на носилках, но уже в больнице. Видимо меня принесли в приемный покой. Белые стены, впереди длинный коридор, справа от меня небольшой диван и несколько кресел. Слева деревянная дверь.

Только начала я прислушиваться к ощущениям в своем организме, как деревянная дверь открылась и из нее вышла полная медсестра.

— Ну, как? Двигаться можешь?

Я пошевелись. Тело ломило, где-то тянуло и ныло, но так, чтобы было невозможно больно — не чувствовала, и махнула медсестре соглашаясь.

— Тогда вставай.

Опершись на руки, я начала быстро подниматься. Сильно кружилась голова, и меня шатало в стороны.

— Тише. Тише. Не так резво. Ох, прыткая какая. Спускай ноги потихоньку, — следуя совету женщины, я спустила с каталки сначала одну ногу, а затем другую и оказалась в сидячем положении. — Опирайся на меня и медленно слазь.

Обняв правой рукой медсестру за плечи, она в свою очередь придерживала меня за талию, я слезла с каталки и мы пошли в кабинет, из которого вышла медсестра. Она посадила меня на кресло, а сама села, напротив, за письменный стол.