Габриэлла Пирс - Парк-авеню 665

Малкольм.

Джейн вздрогнула. На фоне Харриса — его открытости, доверчивости и этих огромных зеленых глаз — предательство Малкольма казалось еще более подлым. Как можно быть таким двуличным? Как можно лгать каждую минуту — и ведь не только словами, но и жестами, улыбками, прикосновениями?

Вот чем закончилось вранье Малкольма: отделением реанимации. Теперь Мейв борется за свою жизнь где-то наверху, а они сидят в паршивой забегаловке и пьют холодный кофе, потому что больше все равно ничего не могут.

— Спасибо, но лучше не надо.

— Ну смотри. — Харрис перегнулся через стол и сжал ее руку. — Я знаю, о чем ты думаешь. Но в одиночку ты не справишься.

Глаза Джейн наполнились слезами.

— Мейв здесь из-за меня.

— Нет, она здесь из-за Линн. Она всегда точила на нас зуб. Ты была только поводом. Она своими руками толкнула бы любого из нас под автобус, если бы знала, что журналисты не поднимут шумиху.

— Это должно меня успокоить? — Джейн подняла уголок рта в подобии улыбки, и через секунду парень последовал ее примеру.

— Ну правда. Мейв не рассказывала, как мы однажды поехали в Рио на весенние каникулы и столкнулись там с Малкольмом и Блейком? — и Харрис углубился в запутанную историю о нудистском пляже, несовершеннолетних моделях и водителе такси, который пытался провезти контрабандой длиннохвостых попугаев.

Через несколько секунд девушка почувствовала, как ее напряжение спадает.

— Джейн, — тихо начал Харрис, массируя ее ладони большими пальцами, — у нашей вражды очень долгая история. Ты просто попала под раздачу, но на самом деле мы воюем веками. Моя двоюродная сестра Мэри подстроила так, что Блейка исключили из школы за жульничество. Тетя Линн, мать близнецов, пыталась отравить моего деда, когда ему было всего десять. Мы постоянно живем в атмосфере страха и недоверия. Мы привыкли. Во время вашей первой встречи Мейв подумала, что ты с ней играешь, но решила посмотреть, что будет дальше. Она знала, что идет на риск. И хотя этот риск оказался связан совсем не с тем, с чем она ожидала, она была к нему готова.

Джейн закусила губу и тут же ощутила на языке металлический привкус крови.

— Я могу помочь. И поверь — помощь тебе понадобится, — с жаром заключил Харрис и, соскользнув с табурета, обнял девушку. Она обессиленно положила голову ему на плечо, чувствуя себя так, будто прошла много миль без воды и пищи.

Конечно, рассуждения Харриса имели смысл. Борьба в одиночку была благородной, но самоубийственной глупостью.

— Останься, — шепнул парень ей на ухо, и Джейн почувствовала, как по позвоночнику бегут мурашки. Магия притягивается к магии? Девушка выпрямилась и мягко отстранила его руки.

— Не могу. Это поставит нас всех под удар, — твердо сказала она. — Но я буду рядом.

И Джейн, коротко пожав руку Харриса, встала. Парень с недоумением и тревогой наблюдал, как она выходит из кафетерия. Каким бы искренним ни было его желание помочь, девушка уже принесла семье Монтегю достаточно бед. Если теперь ей придется скрываться и устраивать свою жизнь с нуля — что ж, так тому и быть.

Начинать нужно сейчас. И в одиночку.

Джейн плотнее запахнула пальто и вышла из больницы через широкий стеклянный турникет, по всей видимости, предназначенный для инвалидных колясок. Несколько рассеянных шагов — и девушка почти уперлась в ярко-красный «порше», припаркованный посреди больничного двора. Окно со стороны пассажирского сиденья было открыто, и Джейн без труда разглядела за рулем Малкольма.

— Сядь, пожалуйста, — хрипло попросил он.

Девушка развернулась на каблуках и демонстративно направилась в другую сторону.

— Держись от меня подальше, — сухо бросила она, не удостоив мужчину даже поворота головы. Ночной ветер проворно юркнул за шиворот, лизнул голые плечи в платье без рукавов — и Джейн вздрогнула, надеясь, что Малкольм не истолкует этот жест как свидетельство ее страха.

— Джейн.

Что-то в его тихом умоляющем тоне заставило девушку остановиться и бросить быстрый взгляд через плечо. В расширенных глазах жениха светилось отчаяние, а челюсти были стиснуты так сильно, что под кожей обозначились мышцы. Несмотря на его постоянное вранье — а может быть, как раз потому, что она успела наперечет выучить все выражения, с которыми он ей лгал, — девушка иррационально и безоговорочно поверила в нынешнюю искренность Малкольма. Тело откликнулась на его призыв прежде, чем разум успел проанализировать ситуацию. Джейн открыла глянцевую дверь и скользнула на отделанное кремовой кожей пассажирское сиденье — просто потому, что падала с ног, и ей все равно больше некуда было идти. Не дав ей ни единого шанса опомниться, Малкольм повернул ключ в замке зажигания, и они за считаные секунды покинули двор больницы.

Кирпичные и каменные фасады за окном слились в одно темное пятно — и снова распались на отдельные фрагменты, когда их остановил красный сигнал светофора. Пока они ждали зеленого света, в салоне висела удушливая тишина. После перекрестка мужчина повел машину медленнее — благо на Лексингтон-авеню не было светофоров, и теперь им не нужно было останавливаться.

— Куда ты меня везешь?

Вместо ответа Малкольм свернул на узкую боковую улочку и заглушил двигатель. Когда он повернулся к девушке, в темных глазах читалась железная решимость.

— Ты не дала мне договорить, — почти прорычал он. — Джейн, я тебя люблю.

Она закатила глаза. Однажды она уже попалась на эту уловку, но оказаться в том же капкане во второй раз было бы непростительной глупостью.

— Малкольм, я устала. Тебе действительно есть что сказать, или мы торчим тут из-за этого бреда?

На лице мужчины не дрогнул ни один мускул — напротив, после этих слов его выражение даже смягчилось. Упорство, с которым он гнул свою линию, не могло не вызвать восхищения.

— Я знаю, что ты считаешь меня лжецом и подонком, но позволь мне объясниться. Сейчас я не лгу. Джейн, я люблю тебя и сделаю все, чтобы тебя защитить.

— В том числе потратишь на пустой треп время, которое я могла бы использовать для своего спасения?

— Ты не можешь сбежать в одном коктейльном платье и без хоть какого-нибудь плана, — мужчина покачал головой и рассеянно отвел упавшую на лоб прядь. — Она тебя выследит, поймет, что ты ее раскусила, — и я боюсь представить, что она сделает тогда.

В этих словах был смысл. Девушка быстро провела мысленную ревизию своей винтажной бисерной сумочки: помада Givenchy Maharani, три заколки-невидимки, резинка для волос, двадцатидолларовая купюра и проездной на метро. Она даже не взяла паспорт, потому что сочла его слишком громоздким для клатча. Гениальный побег.