Диана Сеттерфилд - Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном

Но, достаточно хорошо изучив мужа, она знала: столкнувшись с проблемой, он не успокоится, пока ее не решит. Вот только уж очень туманным было описание — под него подошел бы кто угодно. А у нее только что умерла мама, и сама она смертельно хотела спать.

— Возможно, это мой дядя Джек, — предположила она.

— Как он выглядит? Опиши его.

— Ростом с тебя. Темные волосы. В прежние годы он носил бороду, а как сейчас, не знаю.

— А откуда твой дядя Джек мог знать моего дядю Пола?

— Кажется, он в молодости жил в Уиттингфорде.

— Вот как? И он мог знать мою маму?

— Очень может быть.

Похоже, Уильям начал успокаиваться. Он еще немного поворочался в постели и затих. Наконец-то! «Ну вот, — подумала она, — теперь он уснет».

И он действительно уснул.

Роза надеялась, что ночь принесет ей какое-то облегчение. Но этого не произошло. Ее мать умерла, а она лежала в чужой постели с чужим человеком, считавшимся ее мужем. Теперь она была уже слишком измучена, чтобы заснуть, и слишком подавлена горем, чтобы плакать.

Как-то утром, во время завтрака, Роза распечатала только что полученное письмо и нахмурилась.

— Неприятности? — спросил Уильям.

— Умер мой дядя.

Ложка Уильяма зависла над овсяной кашей.

— Который из них?

— Дядя Джек.

Уильям и сам не смог бы себе объяснить то чувство радостного удовлетворения, которое он испытал, услышав эту новость.

— Когда похороны? — спросил он.

— В четверг. Но тебе там быть не обязательно. Ты ведь так занят с этим новым водоемом. Я сама в последний раз видела дядю Джека, когда была еще маленькой. Так что твое отсутствие никого не обидит.

Уильям проглотил овсянку.

— Ничего, я съезжу, выделю на это полдня.

Приятно было сознавать себя живым — с таким чувством и чуть ли не с нетерпением Уильям дожидался похорон. Странная антипатия к человеку, с которым он ни разу и словом не обменялся, исчезла при известии о его смерти, и, подъезжая к вичвудской церкви, Уильям испытывал душевный подъем, обычно не сопутствующий подобным печальным мероприятиям.

У дверей церкви кто-то стоял, словно его поджидая. Все тот же человек в черном! Уильям оторопело замер на месте. А человек смотрел на него с веселым, отнюдь не похоронным видом, явно развлекаясь замешательством Уильяма, как будто знал о его заблуждении насчет дяди Джека и намеренно ждал здесь, чтобы над ним посмеяться.

Когда же человек направился прямо к нему с очевидным намерением заговорить, Уильям испугался. Сию секунду он раскроет рот и скажет: «Ага, тебя-то я и ждал!» Эти слова были уже написаны на его лице, но тут к церкви подъехали новые всадники, и незнакомцу пришлось попятиться, чтобы дать им дорогу. Вновь прибывшие спешились и плотной группой пошли к дверям, увлекая с собой и черного человека, однако тот успел обернуться к Уильяму с этаким по-свойски небрежным кивком: мол, в другой раз, мне это не к спеху.

Кто-нибудь посторонний, заметив этот жест, счел бы его вполне дружеским, как в общении между добрыми знакомыми.

Но Уильям был этим взбешен.

Известна история куда древнее этой — о паре воронов (от грачей эти птицы отличаются только размерами), которые были спутниками и советниками великого северного бога. Одного ворона звали Хугинн, что значит Мысль, а второго Мунинн, что значит Память. Они жили на ветвях волшебного ясеня, где сходятся границы многих миров, и могли свободно пролетать из одного мира в другой, собирая знания для Одина. Другим тварям не дано перемещаться между мирами, но Мысль и Память летали, куда им вздумается, и возвращались с громким хохотом.

Мысль и Память имели большое потомство, которое унаследовало уникальные способности и сохранило немалую часть знаний двух воронов, передавая их собственным детям и далее по прямой линии родства.

Грачи, издавна вившие гнезда на дубе близ старого коттеджа Уильяма Беллмена, как раз являлись потомками Мысли и Памяти. Погибший грач был одним из их бесчисленных прапрапра-многажды-правнуков.

И в тот самый день, когда Уиллу Беллмену исполнилось десять лет и четверо суток от роду, грачи сделали все, что у них принято делать при гибели одного из своих. Затем они покинули это место. И больше не вернулись.

А дуб стоит до сих пор. Вы и сейчас можете его увидеть — да, прямо сейчас, в вашем настоящем времени, — но вы не увидите на его ветвях ни единого грача. Они не забыли о случившемся. Грачи созданы из мысли и памяти. Они знают все и ничего не забывают.

Раз уж речь зашла о воронах, стоит упомянуть слово, которое ассоциируется со всем их племенем: безжалостность. Хотя применительно к Мысли и Памяти это может показаться несколько странным.

— Великолепно!

Уильям Беллмен вместе с инженером и бригадиром строителей наблюдал, как начинает заполняться водоем. На входном шлюзе вода бурлила и пенилась, как будто удивленная своим новым направлением, но у дальней плотины она успокаивалась и лишь слегка рябила, уже прирученная. Это было впечатляющее зрелище. Тысячи галлонов воды, собранные здесь на случай засухи, смогут поддерживать работу предприятия и при обмелевшей реке, тем самым гарантируя стабильную прибыль.

Со стороны фабрики примчался запыхавшийся паренек.

— Другие дела подождут, — сказал ему Беллмен. — Я занят здесь.

Еще минут через двадцать паренек вернулся с извиняющимся видом.

— Миссис Беллмен сказала привести вас немедля. И чтоб я без вас не являлся.

Беллмен нахмурился. Больше всего на свете ему сейчас хотелось остаться здесь и своими глазами увидеть, как заполняется его водохранилище. Эту мечту он вынашивал много лет. Сразу после той первой встречи с инженером он долго стоял, глядя на водяное колесо, и уже тогда сообразил, что и как нужно сделать. И вот наконец это сделано!

Но Роза неспроста была так настойчива. Она знала о намеченном на этот день важном событии и не послала бы за ним по пустячному поводу.

Едва вступив в холл особняка, Уильям поморщился, уловив едкий, удушливый запах. Он завертел головой, пытаясь определить его происхождение, и тут по лестнице бегом спустилась Роза. Ее было не узнать: волосы растрепаны, лицо бледное и напряженное.

— Слава богу, ты пришел! — вскричала эта неузнаваемая Роза чужим, неузнаваемым голосом. — У Люси сильный жар!

— Ты послала за доктором?

— Он только что ушел. Сказал, что ее надо изолировать. То есть мы должны держать ее отдельно от всех домашних! — Голос Розы негодующе зазвенел. До этой минуты она сдерживалась, но теперь слезы хлынули ручьем. — Ох, Уильям! Он состриг ее волосы и бросил их в огонь!

Так вот откуда взялась эта едкая вонь.

Роза нервно вытерла глаза рукавом платья, а он поспешил ее успокоить: