Наталья Александрова - Легенда о «Ночном дозоре»

– О чем вы говорите? – Катаржина удивленно переводила взгляд с Лойзы на Старыгина. – Что это за такое слово, которое не нужно произносить в приличном доме? Какие почитатели? Какой всемирный храм? Я ничего не понимаю…

– Бафомет – это одно из имен дьявола, – пояснил Старыгин. – Иначе его называют Черный Козел, или Козел Иуды. В Средние века Бафомета иногда изображали в виде человеческого черепа или мертвой человеческой головы. Считалось, что этому идолу поклонялись рыцари ордена тамплиеров, или храмовников, считая его источником могущества, плодородия и богатства. В 1307 году король Франции Филипп Красивый, которому не давали покоя несметные богатства храмовников, обвинил орден тамплиеров в ереси, беспутстве и многих других грехах, а также, помимо всего прочего, в почитании Бафомета. Утверждали, что тамплиеры тайно поклоняются мертвой голове и смазывают ее жиром умерщвленных детей…

– Господи! – вздохнула Катаржина. – Что за страшные сказки! Думаю, уж в наше-то время в такое никто не верит…

– Прошу пана не повторять это слово! – настойчиво проговорил Лойза. – У нас на Чертовке многих женщин еще лет сто назад обвиняли в том, что они вступали в связь с ним… с тем, чье имя нельзя произносить!

– Извините меня, пан Лойза! – смущенно проговорил Старыгин и все же добавил вполголоса, повернувшись к Катаржине: – Кроме всего прочего, этим же словом… называть которое я не стану из уважения к нашему хозяину, так вот этим же словом называли иногда пятнадцатый Мажорный аркан Таро…

– Тарок? – Лойза расслышал последнее слово и оживился. – Пан знает про Тарок? У нас в городе многие гадают по этим картам. То очень старые карты, и говорят, что они иногда оживают и ходят по улицам Праги. Пан наверняка слышал про Голема?

– Конечно, слышал! – подтвердил Старыгин.

– Так вот, старики говорили, – Лойза понизил голос и огляделся, как будто боялся, что его подслушают, – старики говорили, что Голем – это есть ожившая двенадцатая карта, Пагад!

– Пагод? – переспросила Катаржина. – Еще одно таинственное слово! Что это значит?

– Пагод – это человек-отражение, – ответил ей Старыгин, – или человек с одной стороной…

– Пан так много знает! – уважительно проговорил Лойза.

Вдруг зазвонил телефон. Оказалось, старомодный черный аппарат стоял на столе, запрятанный под кипой старых газет.

Хозяин торопливо снял трубку, выслушал сообщение и помрачнел. Коротко ответив, повернулся к гостям и сказал:

– Должен покинуть вас! Случилось то, чего я боялся: возле устоев Манесова моста опрокинулась лодка с туристами. Все оттого, что вода в реке еще слишком высока! Я предупреждал, но разве кто слушает Лойзу? Их уже вытащили, но я должен заняться лодкой: то моя работа. Будьте как дома, а я приду через час.

Он накинул темный непромокаемый плащ и удалился, громко хлопнув дверью.

Едва стихли шаги хозяина, Катаржина повернулась к Дмитрию Алексеевичу и проговорила:

– Что за знаки вы делали мне там, возле воды? И как вас угораздило свалиться в запруду?

– Я не хотел говорить при нашем гостеприимном хозяине, но там, возле мельничного колеса, кто-то прятался, и этот человек ударил меня по голове, а потом столкнул в воду. Я точно помню, я получил удар до того, как упал, а вовсе не столкнулся с мельничным колесом. – Он поморщился, потому что грубое одеяло нестерпимо кусало кожу.

На лице Катаржины явственно отразились сомнения, однако вслух она ничего не сказала.

Старыгин придвинулся ближе к огню и принялся рассматривать запись, скопированную с надгробия.

В комнате наступила тишина.

Это была напряженная, мучительная, настороженная тишина, которая в любую секунду, казалось, готова прерваться чем-то неожиданным и страшным.

И вдруг в этой тишине из соседней комнаты донесся странный зловещий скрип.

– Что это? – испуганно вскрикнула Катаржина.

Старыгин вскочил и бросился к двери, придерживая заменявшее ему одежду одеяло. Катаржина опасливо держалась позади него.

Соседнее помещение оказалось огромной клетью, или попросту кладовой, где в прежние времена хранили предназначенное для помола зерно. Там было темно, пахло многолетней слежавшейся пылью и плесенью, на полу были грудой свалены пустые мешки. Когда глаза Старыгина привыкли к темноте, он разглядел в дальнем конце помещения темный неподвижный силуэт.

– Кто здесь? – Старыгин шире открыл дверь, чтобы осветить эту странную фигуру.

Незнакомец не шелохнулся и не издал в ответ ни звука. Что-то в нем было странное, противоестественное.

В это время дрова в камине вспыхнули необыкновенно ярко, и их отсвет проник в темную кладовую, на мгновение озарив таящийся во тьме силуэт.

Старыгин ахнул и попятился.

То, что он принял за прячущегося в темноте человека, было…

Собственно, это и был человек, только он был подвешен вниз головой к потолочным стропилам. Он висел, привязанный за одну ногу, вторая нога была нелепо подогнута к животу. Длинные густые волосы свисали до самого пола. От проникшего в кладовую дуновения воздуха человек покачнулся, и снова Старыгин услышал тот самый зловещий скрип.

– Господи! – прошептала Катаржина и, оттолкнув Старыгина, бросилась к повешенному. Дмитрий Алексеевич последовал за ней, преодолев охватившее его при виде страшного зрелища оцепенение.

Но он не успел еще дойти до середины помещения, как Катаржина, повернувшись к нему, выкрикнула:

– Он мертв! Пульса нет!

Старыгин остановился, оперся о стену, чтобы сохранить равновесие, и случайно наткнулся на кнопку выключателя.

Помещение озарилось тусклым желтоватым светом.

И в этом свете представшая перед Старыгиным картина показалась особенно чудовищной. Подвешенный за одну ногу человек медленно покачивался, как туша в мясном магазине. Катаржина стояла в шаге от него, прижав руки к лицу, чтобы не видеть страшного зрелища.

Внезапно с глаз Старыгина словно спала пелена.

– Ян Корнелиссон Вишер… – проговорил Дмитрий Алексеевич. – Вот он, двенадцатый аркан!

– Что вы несете! – закричала Катаржина, опустив руки и отступив к стене. – Вы сошли с ума! Здесь мертвый человек, а вы твердите что-то о каких-то арканах! Вы что – совсем рехнулись?

Вдруг она замолчала, бессильно опустила руки вдоль тела и тихо проговорила:

– Простите, я сама не знаю, что говорю… Вы что – знаете этого человека? Как, вы сказали, его зовут?

– Ян Корнелиссон Вишер, – повторил Старыгин.

– Но ведь это… – она вскочила и топнула ногой от гнева, – это имя знаменосца с картины Рембрандта… вы бредите!

– Это его двойник. Разумеется, он носит другое имя. И я опоздал к нему на встречу.

Старыгин подошел к мертвецу, прикоснулся пальцами к его шее.