Эдгар По - Полное собрание сочинений

Она в книге есть – где именно, неизвестно, но есть, – а в остальном пусть критики и мораль позаботятся о себе сами. А когда пробьет час, все, что хотел сказать этот господин (я имею в виду, конечно, романиста), и все, чего он не хотел сказать, все предстанет на суд в «Дайеле» или в «Даун-Истере» [650] «Даун-Истер» – в американской литературе прозвище глупого и неуклюжего янки. В 1833 г. американский писатель Джон Нил выпустил роман под таким названием. , равно как и то, что он должен был хотеть, и то, что он явно собирался хотеть, – словом, в конце концов, все будет в порядке.

Итак, нет никаких причин для обвинений, возведенных на меня некоторыми неучами, – что я якобы не написал ни одного морального рассказа или, вернее, рассказа с моралью. Не этим критикам выводить меня на чистую воду, не им читать мне мораль, – впрочем, тут я умолкаю. Пройдет совсем немного времени, и «Североамериканское трехмесячное обозление» [651] «Североамериканское трехмесячное обозление» – имеется в виду известный американский журнал консервативного толка «Североамериканское трехмесячное обозрение», издававшийся с 1815 по 1940 г. заставит их устыдиться собственной глупости. Тем временем, чтоб избежать расправы – чтоб смягчить выставленные против меня обвинения – я предлагаю вниманию публики нижеследующую печальную историю, историю, мораль которой совершенно ясна и несомненна, ибо всякий, кто только захочет, может узреть ее в заглавии, напечатанном крупными буквами. Прошу воздать мне должное за этот прием, гораздо более остроумный, чем у Лафонтена и всех прочих, что приберегают нравоучение до самой последней минуты, а потом подсовывают его вам в конце, словно изжеванный окурок.

Defuncti injuria ne afficiantur [652] Правонарушение мертвого неподсудно (лат.). – таков был закон двенадцати таблиц [653] Законы двенадцати таблиц – сборник древнейших римских законов, написанный в 451 – 450 гг. до н.э. на двенадцати таблицах специально избранными для того законодателями. , а De mortuis nil nisi bonum [654] О мертвых ничего, кроме хорошего (лат.) – Диоген Лаэртскийприписывает эти слова одному из семи древнегреческих мудрецов – Хилону (VI в. до н.э.). – тоже прекрасное изречение, хоть покойный, о котором идет здесь речь, возможно, всего лишь покойный старый диван. Вот почему я далек от мысли поносить моего почившего друга, Тоби Накойчерта. Жизнь у него, правда, была собачья, да и умер он, как собака [655] …умер он, как собака… – По обыгрывает строчку из «Элегии на смерть бешеной собаки» в романе О. Голдсмита «Векфилдский священник» (1766), глава 17. ; но он не несет вины за свои грехи. Они были следствием некоторого врожденного недостатка его матери. Когда он был еще младенцем, она порола его на совесть: выполнять свой долг всегда доставляло ей величайшее наслаждение – на то она и была натурой рационалистической, а дети – что твои свиные отбивные или нынешние оливы из Греции – чем больше их бьешь, тем лучше они становятся. Но – бедная женщина! – на свое несчастье она была левшой, а детей лучше вовсе не пороть, чем пороть слева. Мир вертится справа налево, и если пороть дитя слева направо, ничего хорошего из этого не выйдет. Каждый удар в нужном направлении выколачивает из дитяти дурные наклонности, а отсюда следует, что порка в противоположном направлении, наоборот, вколачивает в него определенную порцию зла. Я часто присутствовал при этих экзекуциях и уже по тому, как Тоби при этом брыкался, понимал, что с каждым разом он становится все неисправимее. Наконец, сквозь слезы, стоявшие в моих глазах, я узрел, что он отпетый негодяй, и однажды, когда его отхлестали по щекам так, что он совсем почернел с лица и вполне сошел бы за маленького африканца, я не выдержал, пал тут же на колени и зычным голосом предрек ему скорую погибель.

Сказать по правде, он так рано вступил на стезю порока, что просто диву даешься. Пяти месяцев от роду он нередко приходил в такую ярость, что не мог выговорить ни слова. В шесть я поймал его на том, что он жует колоду карт. В семь он только и делал, что тискал младенцев женского пола. В восемь он наотрез отказался подписать обет трезвости. И так из месяца в месяц он все дальше продвигался по этой стезе; а когда ему исполнился год, он не только отрастил себе усы и ни за что не желал их сбрить, но и приобрел недостойную джентльмена привычку ругаться, божиться и биться об заклад. Это его в конце концов и погубило, как, впрочем, я и предсказывал. Склонность эта «росла и крепла вместе с ним» [656] «…росла и крепла вместе с ним…» – слова из философской поэмы английского поэта А. Попа (1688 – 1744) «Опыт о человеке» (1732 – 1734), II, 135. , так что, возмужав, он что ни слово, предлагал биться с ним об заклад. Нести что-нибудь в заклад он и не думал – о нет! Не такой он был человек, надо отдать ему должное, – да он скорее стал бы нести яйца! Это была просто форма, фигура речи – не более. Подобные предложения в его устах не имели решительно никакого смысла. Это были простые, хоть и не всегда невинные, присказки – риторические приемы для закругления фразы. Когда он говорил: «Готов прозакладывать тебе то-то и то-то», – никто никогда не принимал его всерьез, и все же я счел своим долгом вмешаться. Привычка эта безнравственна – так я ему и сказал. Вульгарна – в этом он может положиться на меня. Общество ее порицает – это чистейшая правда. Она запрещена специальным актом Конгресса – не стану же я ему лгать. Я уговаривал – бесполезно. Я выговаривал – тщетно. Я просил – он скалил зубы. Я умолял – он заливался смехом. Я проповедовал – он издевался. Я грозился – он осыпал меня бранью. Я дал ему пинка – он кликнул полицию. Я взял его за нос – он сморкнулся мне прямо в руку и заявил, что готов прозакладывать голову черту: больше я этого опыта не повторю.

Бедность была другим пороком, коим Тоби Накойчерт обязан был врожденному недостатку своей матери. Он был беден до отвращения, а потому, естественно, в риторических его фигурах никогда не слышался звон монет. Я не припомню, чтоб он хоть раз сказал «Бьюсь об заклад на доллар». Нет, обычно он говорил – «Готов спорить на что угодно», или «Пари на что угодно», или «Пари на любую ерунду», или, наконец, что звучало, пожалуй, гораздо внушительнее, – «Готов заложить черту голову!»

Эта последняя формула, видно, нравилась ему больше других, возможно, потому, что риску тут было всего меньше, а Накойчерт в последнее время стал крайне бережлив. Поймай его даже кто-нибудь на слове, что ж – невелика потеря! Ведь голова-то у него тоже была невелика. Впрочем, все это просто мои догадки, и я отнюдь не уверен, что поступаю правильно, приписывая ему эти мысли. Как бы то ни было, выражение это с каждым днем нравилось ему все больше, несмотря на чудовищное неприличие ставить в заклад, словно банкноты, собственные мозги, но этого мой друг не понимал – в силу своей испорченности, несомненно. Кончилось тем, что он отказался от всех других формул и предался этой с таким усердием и упорством, что я только диву давался. Впрочем, все это немало меня сердило, как сердят меня любые обстоятельства, которых я не понимаю. Тайна заставляет человека думать – а это вредно для здоровья. Признаюсь, было нечто неуловимое в манере, с которой мистер Накойчерт выговаривал эту ужасную фразу, – нечто неуловимое в самом произношении – что поначалу меня занимало, но понемногу стало приводить в смущение – за неимением лучшего слова, позвольте назвать это чем-то странным, хоть мистер Колридж назвал бы это мистическим, мистер Кант – пантеистическим, мистер Карлейль – казуистическим, а мистер Эмерсон – сверхвопросическим. Мне это не нравилось. Душа мистера Накойчерта была в опасности. Я решил пустить в ход все свое красноречие и спасти его. Я поклялся послужить ему так же, как святой Патрик [657] Святой Патрик (ок. 372-ок. 460) – ирландский епископ, считающийся покровителем Ирландии. в ирландской хронике послужил жабе, то есть «пробудить в нем сознание собственного положения». Я тотчас приступил к этой задаче. Снова я прибегнул к уговорам. Опять я собрал все свои силы для последней попытки.