Аноним - Монах в ужасе, или Конклав мертвецов

Триста с лишним лет назад, когда Крейцбергская обитель была в самом расцвете, один из живших в ней монахов, желая выяснить все о грядущей жизни у тех, чьи нетленные тела лежали на кладбище, посетил его глубокой ночью с целью провести исследование на сей страшный предмет. Когда он открыл дверь склепа, снизу ударил луч света. Полагая, что это всего лишь лампа ризничего, монах отошел за высокий алтарь и стал ждать, когда тот уйдет. Однако ризничий не появлялся; монах, устав от ожидания, в конце концов спустился во неровным ступеням, ведущим в мрачные глубины. Как только он достиг самой нижней ступени, то сразу понял, что хорошо знакомая обстановка претерпела полное превращение. Он давно привык к посещениям склепа. Посему он знал убранство сей обители мертвых так же хорошо, как свою убогую келью и все здесь было знакомо его взору. Какой же ужас охватил его, когда он понял, что обстановка, которая всего лишь этим утром была совершенно привычной, изменилась, и вместо нее явилась какая-то новая и чудная!

Тусклый мертвенно-бледный свет наполнял вместилище тьмы и лишь он позволял монаху видеть.

По обе стороны от него нетленные тела давным-давно похороненных братьев сидели в гробах без крышек, а их холодные лучистые глаза смотрели на него с безжизненной твердостью. Их высохшие пальцы были сцеплены на груди, а члены неподвижны. Это зрелище поразило бы самого отважного человека. Сердце монаха дрогнуло, хотя он был философом, да еще к тому же и скептиком.

В дальнем конце склепа за ветхим древним гробом, словно за столом, сидели три монаха. Это были самые старые покойники в усыпальнице, любознательный брат хорошо знал их лица. Землистый оттенок щек казался еще более резким при тусклом свете, а пустые, глаза испускали, как ему казалось, вспышки огня. Перед одним из них лежала большая раскрытая книга, а другие склонились над прогнившим столом, словно испытывая сильную боль или сосредоточенно чему-то внимая. Не было слышно ни звука, склеп был погружен в безмолвие, его жуткие обитатели неподвижны, как изваяния.

Любопытный монах охотно покинул бы ужасное появление и вернулся в свою келью, или хотя бы закрыл глаза при виде страшного явления. Но он не мог сдвинуться с места, чувствуя, будто бы врос в пол. И хотя ему удалось обернуться, вход в склеп, к своему безграничному удивлению и испугу, он не смог найти и был не в силах понять, как отсюда выбраться. Он замер без движения. Наконец старший из сидевших за столом монахов сделал ему знак приблизиться. Неверными шагами он преодолел путь до стола и наконец предстал перед старшим, и тут же другие монахи подняли на него недвижные взгляды, от которых стыла кровь. Он не знал, что делать, и едва не лишился чувств. Казалось, Небеса покинули его за неверие. В этот миг сомнения и страха монах вспомнил о молитве и, как только сотворил ее, ощутил в себе неведомую доселе уверенность. Он взглянул на книгу перед мертвецом. Это был большой том в черном переплете с золотыми застежками. Ее название было написано сверху на каждой странице: «Liber Obidientiae» [1] Книга послушания (лат., правильнее «Obœdientiae») - прим. верстальщика . .

Больше ему ничего прочитать не удалось. Тогда он посмотрел сначала в глаза того, перед кем лежала книга, а потом в глаза его собратьев. Затем он окинул взглядом остальных покойников во всех видимых сквозь мрак гробах. К нему вернулись дар речи и решимость. Он обратился к жутким созданиям, перед которыми стоял, на языке духовных пастырей.

— Pax vobis, — так он сказал. — Мир вам.

— Hie nulla pax, — вздохнув, ответствовал самый древний глухим дрожащим голосом. — Здесь нет мира.

Говоря это, он указал себе на грудь, и монах, бросив туда взгляд, узрел его сердце, объятое огнем, который, казалось, питается им, но его не сжигает. В испуге он отвернулся, но не прекратил своих речей.

— Pax vobis, in homine Domini, — сказал он вновь. — Мир вам, во имя Господне.

— Hic nоn pax, — послышался в ответ глухой, душераздирающий голос древнего монаха, сидевшего за столом справа. — Нет здесь мира.

Взглянув на обнаженную грудь несчастного создания, он узрел то же живое сердце, объятое пожирающим пламенем. Монах отвел взгляд и обратился к сидящему посредине.

— Pax vobis, in homine Domini, — продолжил он.

При этих словах тот, к которому они были обращены, поднял голову, простер руку и, захлопнув книгу, изрек:

— Говори. Твое дело спрашивать, а мое — отвечать.

Монах почувствовал уверенность и прилив смелости.

— Кто вы? — спросил он. — Кто вы такие?

— Нам не ведомо! — был ответ. — Увы! Нам не ведомо!

— Нам не ведомо, нам не ведомо! — эхом отозвались унылые голоса обитателей склепа.

— Что вы здесь делаете? — продолжил вопрошающий.

— Мы ждем последнего дня. Страшного суда! Горе нам! Горе!

— Горе! Горе! — прозвучало со всех сторон.

Монах был в ужасе, но все же продолжил:

— Что вы содеяли, если заслужили такую судьбу? Каково ваше преступление, заслуживающее такой кары?

Как только он задал этот вопрос, земля под ним затряслась, и из ряда могил, разверзшихся внезапно у его ног, восстало множество скелетов.

— Они — наши жертвы, — ответствовал старший монах, — они пострадали от рук наших. Мы страдаем теперь, пока они покоятся в мире. И будем страдать.

— Как долго? — спросил монах.

— Веки вечные! — был ответ.

— Веки вечные, веки вечные! — замерло в склепе.

— Помилуй нас, Бог! — вот все, что смог воскликнуть монах.

Скелеты исчезли, могилы над ними сомкнулись. Старики исчезли из вида, тела упали в гробы, свет померк, и обитель смерти опять погрузилась в свою обычную тьму.

Придя в чувство, монах обнаружил, что лежит у алтаря. Брезжил весенний рассвет, и ему захотелось как можно быстрее, тайком удалиться к себе в келью из боязни, что его застанут здесь.

Впредь он избегал тщеты философии, гласит легенда, и, посвящая свое время поискам истинного знания и расширению мощи, величия и славы церкви, умер в благоухании святости и был похоронен в том самом склепе, где его тело все еще можно увидеть.

1798

Книга послушания (лат., правильнее «Obœdientiae») - прим. верстальщика .