Юлия Черных - Резня в петушатнике

Начальник, по интересующему тебя делу могу сказать, что у нас появился новый сосед, кличка Черножопка. Ночью Барон, Фека и Ереван поставили его на правилку и признали за гада. Потом Алина, Света и Пелагея держали, пока Ереван и Фека опускали. Сам Барон опускать отказался, сказав, что западло, потому что брезгует.

Петя-Петушок.

– А кто этот Черножопый? – отдуваясь, спросил Спицын. – У меня от кличек в глазах рябит.

– Давай еще по граммульке, – Сазонов набулькал в стаканы. – Да, шумная вышла история, «Резня в петушатнике», не слыхал?

– Не приходилось, – Спицын помотал головой.

– В общем, Черножопый этот… вроде ничего особенного: парень с виду тихий, и сидел за ерунду – девки, шмотки, фарца по мелочи. И такое отмочил!

– Что отмочил? Чем дело кончилось? – Спицын чокнулся с майором, выпил, с наслаждением закусил присоленным муксуном, истекающим жирным янтарным соком.

– Кончилось скверно. Черножопый других понятий оказался. Следующей ночью он втихаря полбарака забил. В первую очередь заключенных Святослава Киреева и Петра Сметанина, в смысле Светку и Пелагею, и еще до кого успел дотянуться. Он им горло перегрыз, представляешь? В момент. Раз – и артерия фонтаном. Кровищи было! А потом выломал дверь и пошел к третьему бараку, видимо, с Бароном разбираться. Так и пер буром, весь в крови. Да не допер, охрана с вышки расстреляла.

Майор хлопнул стаканом по столу.

– Понял. – Спицын полез в портфель за второй бутылкой.

– Наши хотели замять, как всегда, – продолжил майор, утирая рот. – Но одного не учли: та посылка не по воздуху прилетела, а пешком пришла. Отец приехал сына повидать. Вот и повидал. Так что списали Черножопого, считай, подчистую, навсегда.

Спицын разлил по стаканам. Майор выпил, крякнул и вдруг захихикал, крутя головой:

– Как он там стоял, отец-то, сам что твой столб, глаза сверкают, а волосы – во! Как папаха. Весь черный на белом снегу. – Майор снова захихикал. – Снег белый, а он черный, злющий.

– Погоди. – Спицын разлил остатки и сунул пустую бутылку под стол. – Почему черный-то?

– Да потому, что негр! Понял? Негр у Черножопого папаша! А мы думали – чучмек…

Выписки из уголовных дел №… и №…

Потапов положил в папку-дело справку из УП 288/16, достал из пачки «Краснопресненских» последнюю сигарету и закурил.

– «Резня в петушатнике»? Была такая история, слухи ходили. Ну, считаем, – Потапов махнул ладонью, отгоняя синий дымок. – В экзекуции участвовало шестеро зэков. Двое были убиты в колонии, трое – наши фигуранты. Остается один.

– Цуряну Богдан Тодорович, – подсказал Огурцов. – Вор в законе. После освобождения скрылся. Зачем?

– Он не просто вор в законе, – встрял Спицын. – Барон – пахан, высший авторитет, из тех, кто зону держит. К нему иные вертухаи на поклон ходят.

– И такой человек кого-то испугался? – удивился Огурцов. – Слабо верится.

– Значит, было чего пугаться, – Потапов захлопнул папку. – Место жительства гражданки Цуряну установлено, в поселке участковый со вчерашнего дня проводит опрос населения. Выявлено: гражданка Цуряну на прошлой неделе набрала в сельпо сахара и круп на небольшой армейский взвод. И хлеба каждый день берет по три батона. Теперь далее. Под предлогом того, что в районе участились недозволенные случаи выкармливания свиней хлебобулочной продукцией, с Цуряну была проведена беседа. Откорм свиней та отрицает, но, по словам участкового, явно чем-то обеспокоена. Я дал команду выставить наблюдение за участком и усадьбой и отслеживать появление посторонних лиц.

– А где это?

– За Сестрорецком, в Разливе. Думаю, Барон скрывается именно там.

– В Разливе, как Ленин в шалаше, – хихикнул Дима.

– Отставить, комсомолец Спицын! – рявкнул Потапов. – Не сметь сравнивать вождя мирового пролетариата с уголовным элементом!

– Пахан тоже, в своем роде, вождь, – примирительно сказал Огурцов.

Потапов поморщился, но ничего не ответил, лишь заглянул в порожнюю пачку «Краснопресненских», смял и бросил в корзину.

– Черт, сигареты кончились. Дай мне, Степа, твоего горлодера.

Огурцов извлек из кармана кителя и протянул следователю пачку «Партагаса». Вслед за сигаретами выпало и спланировало на пол черное перо.

– Не мусори в кабинете, – строго сказал Потапов. – Что это у тебя?

– Перо. Вороны, наверное, или голубя. На кладбище подобрал.

– Дай посмотреть, – оживился голубятник Спицын. Он повертел перо в руках, провел пальцем вдоль стержня и авторитетно заявил: – Не вороны, и тем более не голубя. Имеет место маховое перо из крыла черного петуха. Блин, измазался. Это что, кровь?

Зазвонил телефон. Потапов снял трубку.

– Слушаю! Понял… понял. Номер установили? Вот даже как? Не спускайте с него глаз, слышите? Мы скоро прибудем. – Он бросил трубку и оглядел команду блестящими глазами. – В Разливе замечена «Волга» с дипломатическими номерами. По сведениям ГАИ, машина принадлежит консулу республики Бенин, господину Баминго Дзанга.

– Начинается! – Спицын вскочил, натянул куртку и принялся прилаживать портупею. Потапов встал, открыл сейф, достал пистолет и наплечную кобуру.

– А ты куда? – остановил его Огурцов. – Следакам на оперзадания выезжать не положено.

Над дачным поселком расстилался туман, поднимаясь от Финского залива и окутывая ровные стволы невысоких прибрежных сосен. На пляже было пустынно и голо, только к подземному схрону, оставшемуся со времен войны, тянулась цепочка неровных следов.

Послышался мерный бой барабана. Туман окрасился в розовые и фиолетовые тона, потянуло пряным травяным запахом. Из схрона донеслись глухие голоса, на поверхность, одна за другой, выползли, пошатываясь, три облезлые фигуры.