Стивен Кинг - Тот, кто хочет выжить (сборник)

– Если она вдруг проснется и попросит чаю…

– Знаю, – кивнул Джордж. Он прекрасно видел, как взволнована и напугана мать, сколько бы она там ни притворялась, маскируясь своей улыбкой. Она беспокоилась о Бадди. Ох уж этот Бадди и его идиотская «Лига любителей пони»! Позвонил тренер и сказал, что Бадди получил травму во время командных соревнований на призовой кубок. Джордж узнал об этом (он только что вернулся из школы и сидел за столом на кухне, поедая печенье и запивая его шоколадным напитком «Несквик»), когда мать, прижимая трубку к уху, вдруг тихо ахнула и сказала: «Бадди? Травму? Серьезную?..» – Да знаю я, мам, знаю. Все усек. Вызубрил до седьмого пота. Давай езжай.

– Умница, хороший мальчик, Джордж. И ничего не бойся. Ты ведь больше не боишься бабули, верно?

– Не-а… – протянул Джордж. И улыбнулся. Прекрасная улыбка, улыбка человека, который все усек, вызубрил до седьмого пота, улыбка парня, который уже давно вышел из шестилетнего возраста. Он сглотнул слюну. Просто потрясающая улыбка. Но за ней – пересохший от волнения рот и ком в горле. Словно это самое горло выстлали жесткой колючей шерстью. – И передай Бадди: мне очень жаль, что он сломал ногу.

– Обязательно, – сказала она и снова направилась к двери. Через окно пробивался солнечный свет. Начало пятого. – Слава Богу, что у нас есть спортивная страховка, Джордж. Не знаю, что бы мы без нее делали…

– И еще передай, что в следующий раз он обязательно выбьет этих сосунков из седла.

Мама опять улыбнулась отрешенной улыбкой. Улыбкой женщины за пятьдесят, которая в одиночестве растила двоих поздних сыновей – старшему тринадцать, младшему одиннадцать. Но на этот раз она наконец распахнула дверь и в комнату ворвался шепот прохладного октябрьского ветра.

– И помни, телефон доктора Арлиндера…

– Помню, мама, – ответил он. – Тебе давно пора, иначе его ногу…

– Она наверняка будет все время спать, – сказала мама. – Я люблю тебя, Джордж. Ты хороший, славный мальчик… – И с этими словами она затворила за собой дверь.

Джордж подошел к окну и смотрел, как она, вынимая ключи из сумочки, торопливо идет к старенькому «доджу» 1969 года выпуска, пожиравшему несметное количество бензина и масла. Теперь, когда она уже вышла из дома, не зная, что Джордж наблюдает за ней, отрешенная улыбка покинула лицо и мама выглядела совсем несчастной и потерянной. Потерянной и еще сходившей с ума от волнения за Бадди. Джорджу было жалко мать, но ее чувств к Бадди он не разделял. К Бадди, который любил, сбив брата с ног, усесться на него верхом, придавить коленями плечи и колотить Джорджа ложкой по лбу до тех пор, пока несчастный буквально не начинал сходить с ума (Бадди называл это «варварской китайской пыткой ложкой», страшно хохотал во время всего действа и доводил Джорджа до слез). Бадди применял к нему и «индейскую пытку веревкой», затягивая узел на руке брата до тех пор, пока не проступали крохотные капельки крови – словно роса на травинках под утро. К Бадди, который с таким сочувствием и пониманием внимал Джорджу, когда однажды ночью в спальне тот поделился с ним страшной тайной, признался, что неравнодушен к Хитер Макардл. На следующее же утро Бадди бегал по школьному двору и пронзительным, словно пожарная сирена, голосом выкрикивал: «ДЖОРДЖ И ХИТЕР НА ДЕРЕВЕ СИДЕЛИ! СИДЕЛИ И ПЕЛИ, СИДЕЛИ И ПЕЛИ! ТАМ, ГДЕ ЛЮБОВЬ, ПОРА ПОД ВЕНЕЦ! А ТАМ И НАШ ДЖОРДЖИ – СЧАСТЛИВЫЙ ОТЕЦ!» И никакие сломанные ноги не способны надолго вывести из строя старших братьев, подобных Бадди. Правда, на небольшую передышку Джордж все же мог рассчитывать. Посмотрим, как это у тебя получится, устроить мне китайскую пытку ложкой со сломанной ногой, Бадди! Валяй, малыш, действуй, я к твоим услугам!

«Додж» выехал со двора и остановился. Мать поглядела сначала в одну, потом – в другую сторону. Хотя проверять, не едет ли кто, совершенно бесполезно – здесь никогда никто не проезжал. Мили две матери предстояло проехать по совершенно разбитой, ухабистой дороге, а затем – еще девятнадцать миль уже по шоссе, до Льюистона.

Наконец машина тронулась с места и скрылась из виду. С минуту в воздухе висело облачко пыли, затем оно стало рассеиваться.

Он остался в доме один.

С бабулей.

Джордж нервно сглотнул слюну.

Все усек. Вызубрил до седьмого пота. Пусть себе лежит смирно. Верно?..

– Верно, – сказал Джордж вслух низким осипшим голосом и прошелся по тесной залитой солнечными лучами кухне. Светловолосый симпатичный мальчик с россыпью веснушек на носу и щеках и темно-серыми умными и добрыми глазами.

Несчастный случай с Бадди произошел во время командных соревнований в «Лиге любителей пони» 5 октября, а двумя неделями раньше команда молокососов Джорджа под названием «Тигры» потерпела сокрушительное поражение и в первый же день выбыла из соревнований (Джордж со слезами на глазах шел с поля, а брат, вышагивая рядом, восклицал: «Что за команда! Сопливый детский сад! Шайка СЛЮНТЯЕВ!»). И вот теперь Бадди сломал ногу. И если бы не волнение и испуг мамы, Джордж был бы почти счастлив.

На стене висел телефон, рядом с ним – специальная дощечка для записей с болтающимся на шнурке жирным карандашом. В верхнем углу дощечки красовалась веселая и добродушная деревенская бабуля с розовыми щечками и белыми волосами, собранными в пучок. Картонная бабуля указывала пальцем на доску. Из весело улыбающегося рта вылетал продолговатый шар, а внутри него было написано: ЗАПОМНИ, СЫНОК! И ниже на доске размашистым почерком матери было выведено имя доктора Арлиндера и его номер телефона: 681-4330. Мать записала его не сегодня и не потому, что ей срочно понадобилось ехать к Бадди; номер висел здесь вот уже недели три, потому что у бабули снова начались «приступы».

Джордж снял трубку и прислушался.

– …ну, я и говорю ей: «Послушай, Мейбл, если он обращается с тобой, как с какой-то…»

Он повесил трубку. Генриетта Додд. Генриетта вечно висела на телефоне, и если дело происходило днем, то фоном для ее болтовни были бесконечные диалоги из мыльных опер. Как-то вечером она выпила с бабулей по стакану вина (кстати, именно с тех пор и начались «приступы», и доктор Арлиндер сказал, что бабуле ни в коем случае нельзя давать вина на ночь, да и маме его пить тоже не следует, – Джордж тогда очень расстроился, потому что, выпив вина, мать становилась веселой, все время хихикала и рассказывала разные занятные истории из своего детства), так вот, после этого мама сказала, что стоит Генриетте Додд еще раз раскрыть рот, и она выпустит ей кишки. Бадди и Джордж дико хохотали, а мать, спохватившись, тут же прикрыла ладошкой рот, а потом сказала: «Только никогда никому не рассказывайте, ЯСНО?» , а потом вдруг тоже начала смеяться. И они втроем сидели за кухонным столом и хохотали; этот шум разбудил бабулю, и она вдруг начала кричать: «Рут! Рут! Р-У-У-У-Т!» своим пронзительным, визгливым голосом, и мама тут же перестала смеяться и побежала к ней в комнату.