А.Р. Морлен - Сборник — Финт хвостом

Я видел его профиль по Си-эн-эн несколько лет назад, когда он рисовал одну из последних реклам Каца, но все старики похожи друг на друга, особенно после того как облачаются в униформу из бейсболки и измазанных краской штанов, во всяком случае, работа произвела на меня гораздо большее впечатление, чем человек, бывший ее создателем.

Протянув руку, я сказал:

— Простите за то, что я сказал... просто... просто у меня осталось слишком мало дней от отпуска, а погода явно не располагает к съемке.

Рука Гарни была сухой и жесткой, он пожимал мне руку до тех пор, пока я сам не высвободил ее, и он ответил:

— Если обиды нет и обижаться не на что. Я надеюсь, Малыш подождет, пока облака тебя не устроят. Малыш очень терпеливый, но иногда стесняется посторонних...

То, как он произнес слово «Малыш», заслуживало того, чтобы написать эту кличку большими буквами, а не просто обозначать домашнее животное.

Оценив направление облаков, я понял, что Малышу придется ждать довольно долго, поэтому я направился к машине, взятой напрокат, которую я припарковал в нескольких ярдах от сарая, приглашая Гарни освежиться баночкой пепси из холодильника на моем заднем сиденье. Штаны Гарни при каждом шаге издавали шуршащий звук, чем-то напоминающий шуршание кошачьего языка, лижущего руку. А при каждом слове его дыхание, пропитанное запахом табака, чем-то напоминало запах, исходящий от кошек, — теплый и утробный... Старик сел в машину так, чтобы видеть Малыша, выставив ноги из машины и в то же время погрузившись в мягкое кресло. Шумно прихлебывая из банки, он сообщил мне:

— Я уже говорил, ни одна уважающая себя кошка не хочет быть моделью, поэтому единственный способ — создать свою собственную кошку... Память наилучший помощник...

Я чуть не захлебнулся пепси, когда он произнес эти слова, ведь я считал, что Гарни рисовал случайных кошек, болтавшихся вокруг сараев... но создавать такие точные, персонифицированные портреты по памяти и благодаря воображению...

— Забавно, когда меня впервые пригласили на работу к Кацу — это было еще в тридцатые годы, — важнее всего для них было выставить название на публику и написать огромными буквами. То, что я пририсовал кошек к рекламе Каца, — это моя идея, мне за это не доплачивали. Но ведь как здорово, а? И ведь люди стали на это обращать внимание. А потом, эти кошки составляли мне компанию, когда я работал, — чертовски одиноко там наверху на лестнице, когда ветер заползает за воротник и не с кем поговорить на такой верхотуре.

Мальчишкой я залезал в отцовский сарай, и кошки терлись о мои ноги, мурлыкали, иногда прыгали мне на плечи. Точно так же кошки цеплялись за меня, когда я работал. Я не помню кличек кошек в детстве, они то появлялись, то пропадали, часто их давили коровы — нет, коровы делали это не нарочно, просто они были слишком велики, а кошки слишком малы. Но мне всегда нравилось находиться с кошками рядом. Вы, наверное, будете смеяться, но...

Гарни понизил голос, несмотря на то что рядом с нами не было никого, кроме нарисованного Малыша на стене сарая.

— Когда я был молодым и даже не очень молодым, у меня была мечта. Я хотел стать маленьким, как кошка, хотя бы на один вечер. Чтобы я мог понежиться вместе с другими кошками, чтобы нас было пять или шесть и все мы были бы примерно одного размера, и мы бы вместе мурлыкали, они бы лизали мне мордочку, и мы бы терлись друг о друга, а потом спали бы прижавшись. Когда у человека бессонница, нет ничего лучше кошки, урчащей под ухом. Это правда. Никакие таблетки не нужны, если рядом есть кошка.

Вот поэтому я и согласился на работу у Каца, когда услышал о ней, несмотря на то что я все-таки побаивался высоты. К тому же Великая Депрессия была хорошей мотивацией, но

мимо имени Кац, созвучного слову «кошка», было трудно пройти... к тому же им было до лампочки, что я вытворял с их рекламой. Мне стало смешно, когда телевизионщики начали мне задавать вопросы типа «рисовал ли я маленьких девочек в детстве»...

Слова Гарни заставили вспомнить об альбоме с его работами, который лежал у меня в багажнике (это был альбом, который я использовал в качестве справочника, особенно когда я собирался фотографировать очередной сарай, который, возможно, снимал раньше в другом освещении или при других погодных условиях), я вышел из машины и направился к багажнику, в то время как Гарни продолжал говорить о «молокососах-журналистах», которые брали у него интервью целых три минуты.

— ...Они даже не спросили меня, как звали кошек, как будто для них это не имело значения...

— А это что за маленькие киски? — спросил я, наткнувшись в альбоме на фотографию одного из самых детальных рекламных плакатов: четыре котенка лежали рядком в колыбельке из соломы, их смешные маленькие мордочки были вытянуты, и казалось, что стоит сделать еще один шаг, и они спрячутся в солому. Это были настоящие дворовые котята, даже если не принимать во внимание солому, они совершенно не были похожи на типичных котят с рождественских открыток или слащавых картинок, выставляемых художниками на Медисон-авеню, настоящие беспризорные котята из тех, к которым иногда удается подкрасться и потрогать, прежде чем они убегут в дальний угол пахнущего навозом сарая, в котором они родились. Такие котята обычно вырастают худющими длиннохвостыми созданиями, крадущимися как тени или появляющимися неожиданно за спиной и грозящими вонзить вам в ботинок коготь, прежде чем убежать. Такие кошки обычно быстро взрослеют и к трем годам ходят с отвисшим животом.

Но когда Гарни увидел увеличение восемь на десять, его лицо озарилось, а оттопыренные губы вытянулись в улыбку, обнажая серые десны и гнилые зубы.

— Ты сфотографировал моих маленьких девочек! Они такие хитрушки, Присей и Миш-Миш очень похожи, но сфотографировал ты их в хорошем освещении...

— Постойте, постойте, я хочу записать, — сказал я, потянувшись за блокнотом на заднем сиденье. — Значит, кто есть кто?

Его лицо светилось гордостью человека, который показывает фотографии своих внуков (или даже правнуков), он указывал на каждого котенка по очереди, нежно касаясь поверхности глянцевой фотографии, как будто ощущая каждого пальцем.

— Это Смоки, серенький, а это Присей — видите, какая симпатяга, глаза, как у лисы, а вот это Миш-Миш, несмотря на то что они близнецы, Миши имеет более богатый окрас...

— Миш-Миш? — переспросил я, желая узнать, откуда взялось это имя. Ответ Гарни удивил и растрогал меня.

— Я взял это имя из журнала «Милвоки Джорнал», они печатали разные забавные статьи... так вот там была статья о том, как арабы любили своих кошек, и перевод «кис-кис» звучал по-арабски «миш-миш», обычно так называют кошек персикового окраса. Видите, мордочка у Миш-Миш имеет такой окрас?