Олег Рой - Старьевщица

— А ты и впрямь, оказывается, парень неглупый, — вскинула бровь Старьевщица. — Ну что ж, отвечу начистоту. Ты прав. Есть товар, который интересует меня не меньше, а даже больше, чем приятные воспоминания.

— И что же это? — нетерпеливо выдохнул Костя.

— А сам не догадываешься? — хохотнула она. — Я же Старьевщица! И, стало быть, этот товар — некие старые вещи. Но, конечно, не все подряд. Мне нужны только некоторые, особенные. И кое к каким из них ты имеешь самое прямое отношение.

Она проигнорировала Костин недоуменный взгляд и продолжила:

— Помнишь ли ты, как много лет назад вы с приятелем нашли на чердаке старого дома дубовый сундучок? — Костя кивнул. — То, что в нем лежало, вы сочли никому не нужным барахлом, хотели выкинуть. А меж тем мне бы очень хотелось приобрести те самые вещи.

— Погоди минуту! — Он напряг память. — Там вроде были часы. Да, старые часы. А еще — тетради. Тетради в коричневых обложках, кажется, какие-то дневники, детские дневники. И что-то еще. А, ну да! Кукла. Сломанная. С лицом из фарфора. И оно разбилось. Неужели тебе и впрямь интересен тот хлам? Черт, знать бы тогда… А теперь я и не соображу, куда мы могли все это подевать. Не исключено, что выкинули на помойку. Хотя нет, подожди, подожди, куклу Дрон отдал Катьке! Она еще показывала нам ее, когда отреставрировала — у нее, кстати, отлично получилось!

— Ладно, не мучайся, — с улыбкой остановила его Старьевщица. — Я лучше тебя знаю, где все эти вещи. И сумела найти и часы, и куклу, и сундучок, хотя он-то мне совершенно неважен. Из важного для меня остались лишь дневники, и я точно знаю, где они.

— Где же? — Костя почуял поживу.

— В старой квартире твоего друга Андрея Шелаева. На кухонной антресоли, в желтой картонной коробке из-под женских зимних сапог.

— Ничего себе! — присвистнул Костя. — Ты видишь сквозь стены? Слушай, если тебе доподлинно известно, где лежит то, что тебе нужно, почему бы тебе не пойти туда и не взять это?

— Нет, я не могу этого сделать, — серьезно отвечала Старьевщица. — По тем правилам, которые установлены не мной, эти вещи мне обязательно должны передать их новые хозяева, продать или подарить. Только так я могу стать их владелицей. Но взять их сама я не могу.

— Так попроси их у Дрона! — сгоряча брякнул Костя. И спохватился: упускать такую возможность?

Старьевщица рассмеялась:

— Как ты себе это представляешь? Твой друг — большой человек, бизнесмен, ходит и ездит с охраной, к нему так просто не подобраться. А если я и пробьюсь, вряд ли он будет рад, что кто-то что-то знает про вещи в его квартире.

— Да, ты права, — вынужден был признать Константин. — И, стало быть, ты хочешь, чтобы я раздобыл для тебя эти тетрадки?

— Хочу, — согласилась Старьевщица. — Тебе это не составит труда, у тебя есть дубликат ключа. Не делай таких круглых глаз, мне отлично известно, что ты используешь эту квартиру для своих развлечений. Принеси мне тетради — и моя щедрость приятно тебя удивит. А я уйду на покой.

Костя отбросил в сторону колебания. Что плохого в том, что он раздобудет то, что она просит? Андрей небось давным-давно и думать забыл про эти тетрадки.

Раздобыть дневники было проще простого, труднее было выторговать для себя цену. Торговаться пришлось долго. Он заломил десять миллионов долларов.

Старьевщица хохотнула ему в лицо:

— Ишь, куда ты хватил! Слишком хорошо жить будешь! Нет уж, мой дорогой, таких денег не дам.

— А за меньшие не уступлю, — попробовал упереться Костя.

— Не уступишь, не надо, — почти равнодушно сказала Старьевщица. — Время у меня есть. Подожду, когда дневники сменят владельца и куплю их у него. Ничего страшного для меня в этом нет. Я ждала очень долго, так что вполне могу еще подождать. Подумаешь, всего-то каких-нибудь несколько десятков лет.

И он вынужден был капитулировать: ситуацией, безусловно, владела она. Сговорились на ста тысячах долларов. Это было, конечно, гораздо лучше, чем совсем ничего, но все-таки слишком мало.

А позже случилась вся эта история с Андрюхой, с его банкротством — сначала резкое падение, потом столь же резкий, неправдоподобно быстрый взлет. И хотя Андрей ничем с ним не делился, Костя смекнул: без внешней силы тут не обошлось. Старьевщица! Наблюдая за Дроном, он испытывал смешанные чувства. С одной стороны, ужасался, видя, во что превращается его друг, как теряет вкус к жизни и меняется на глазах день ото дня. С другой стороны, сам тихо радовался, что избежал такой участи. И он видел, какие бешеные деньги заработал на торговле воспоминаниями Андрей, и просто не мог, как и всегда, ему не завидовать. В глубине души у него нет-нет да и мелькала скользкая такая мыслишка — а может, не так страшна деградация? Тем более что он, Константин, с его-то умом, оказавшись в подобной ситуации, наверняка сумел бы найти способ, как и деньгами разжиться, и сохранить возможность получать от них удовольствие.

Но смерть Андрея положила конец этим раздумьям, и Константин Панов испытал несказанное облегчение.

Ему казалось — все уже позади.

Хоронили Андрея Шелаева на престижном теперь Ваганьковском кладбище. И не где-то в глухом углу, в глубине аллей, где когда-то упокоилась его мать, а почти у самого входа, рядом с церковью, где находят свое последнее пристанище только или очень известные, или очень богатые люди — Андрей незадолго до смерти без особого труда сумел купить здесь себе хороший участок.

Похороны были мало сказать многолюдными — они стали информационным поводом для многих СМИ: не каждый день крупные фигуры бизнеса покидают сей бренный мир для вечной жизни. Но, несмотря на траурные одеяния, прощальные речи, море цветов и бесчисленные венки, действо непостижимым образом напоминало светскую тусовку. Женщины всех возрастов явились сюда продемонстрировать наряды черного цвета из последних коллекций. А мужчины не столько стояли со скорбными лицами и вздыхали о земной суете, сколько переглядывались, пожимали руки знакомым, о чем-то озабоченно переговаривались, будто присутствовали не на погребении, а на деловой встрече, куда прибыли с целью заключить важную сделку. Журналистов и прочих представителей СМИ, казалось, было едва ли не больше, чем провожающих яркого бизнесмена, работало несколько телекамер, там и сям взблескивали фотовспышки.

Стоявший чуть в стороне Костя чувствовал себя в этой компании не в своей тарелке. Вокруг не было ни одной знакомой персоны, если, конечно, не считать нескольких примелькавшихся лиц, известных ему по прессе и телевидению. Но — никого из друзей, старых знакомых, одноклассников. Только он да Катя. Да, она тоже была здесь, сегодня впервые за время болезни вышла на улицу. Выглядела Катя неважно, была бледна и слаба, но теперь уже не сомневалась, что выздоравливает. Оплаченная Андреем операция прошла успешно, и недавнее обследование показало, что страшного заболевания больше нет.