Стивен Кинг - Кладбище домашних животных

Он начал разрабатывать план. Он рассматривал его со всех сторон, проверял, искал уязвимые места. И он чувствовал, что и правда движется по узкому мосту над бездной безумия. Бред был повсюду, мягко вея на него крыльями громадных желтоглазых сов; он балансировал на грани сумасшествия.

Эхом в его мозгу отозвался голос Тома Раша:

«О смерть, твои руки как лед... Я чую, ты уже рядом... Ты пришла и взяла мою мать... Когда ты придешь за мной?»

Безумие. Безумие рядом, оно гонится за ним.

Он нашел спасение в разработке своего плана.

Сегодня ночью, около одиннадцати, ему нужно раскопать могилу сына, извлечь тело из гроба, завернуть Гэджа в кусок брезента и погрузить в багажник «сивика». Ему также придется поставить гроб обратно и засыпать могилу Потом он должен поехать в Ладлоу, вынуть тело Гэджа из багажника... и пройтись. Да, ему надо будет пройтись.

Если Гэдж вернется, возникают две возможности. В соответствии с одной из них Гэдж вернется самим собой, быть может, неуклюжим, медленно двигающимся или даже совсем... плохим (только в самой глубине души он позволил себе надеяться, что Гэдж вернется нормальным, но это все-таки могло случиться, разве нет?), и он по-прежнему будет его сыном, сыном Рэчел, братом Элли.

Но существовала и другая возможность — Гэдж станет неким монстром, явившимся в дом из леса. Луис не отвергал этой возможности, не отрицал существования монстров, бестелесных духов зла из другого мира, способных вселиться в ожившее тело, которое покинула его душа.

В любом случае он с сыном будет наедине. И он...

(поставит диагноз).

Да. Именно это он и сделает.

«Я поставлю диагноз не только его телу, но и душе. Я выясню, насколько он помнит или не помнит о катастрофе. Имея перед собой пример Черча, я могу ожидать замедленности, может быть отсталости в развитии, сразу или постепенно. Я проверю возможность интеграции Гэджа в нашу семью за период от двадцати четырех до семидесяти двух часов. А если потери будут слишком велики, или он вернется таким, как Тимми Батермэн, то я убью его».

Как врач он был вполне способен убить Гэджа, если Гэдж оказался бы лишь вместилищем чего-то другого. Его не остановили бы ни жалобы, ни угрозы. Он убил бы его, как крысу, зараженную бубонами чумы. В этом нет никакой трагедии. Две-три пилюли. А если понадобится, укол. В сумке у него есть морфий. Следующей ночью он еще раз явится на кладбище, надеясь, что ему повезет второй раз («ты еще не знаешь, повезет ли тебе в первый,» — упрекнул он себя). Была более легкая альтернатива в виде Кладбища домашних животных, но он не хотел оставлять там сына. Тому было несколько причин. Дети, хороня своих любимцев через пять, десять или хотя бы двадцать лет, могут наткнуться на останки. Но подлинная причина была глубже. Кладбище находилось... чересчур близко.

Закончив с этим, он бы вылетел в Чикаго и соединился с семьей. Ни Рэчел, ни Элли так и не узнали бы о его провалившемся эксперименте.

Потом, думая о другом пути, он принял решение, на которое его толкнула слепая родительская любовь. Если все пройдет удачно, он и Гэдж покинут дом той же ночью. Он возьмет с собой нужные бумаги и никогда больше не вернется в Ладлоу. Может быть, им придется остановиться в мотеле — возможно, в этом же.

На следующее утро он снимет все деньги со своего счета, переведя их в чеки «Америкэн экспресс» («не возвращайтесь без них домой с вашим воскресшим сыном,» — подумал он) и в наличные. Они с Гэджем полетят куда-нибудь — быть может во Флориду. Оттуда он может позвонить Рэчел, объяснить ей все, предложить взять Элли и прилететь к ним, не говоря об этом отцу с матерью. Луис надеялся, что она его поймет. «Ничего не спрашивай, Рэчел. Просто приезжай. Сейчас же».

Он сказал бы ей, где они остановились. В каком мотеле. Они с Элли могут взять машину напрокат. Когда они постучат, он мог бы подвести Гэджа к двери. Можно было бы одеть его в купальный костюм.

И после...

Но о том, что будет после, он не осмеливался думать, вместо этого он вернулся к своему плану и начал снопа вникать в детали. Он надеялся, что если все будет хорошо, то они заживут новой жизнью, и помешать им не сможет никакой Ирвин Голдмэн со своей толстой чековой книжкой.

Тут он вспомнил, как переехал в Ладлоу, уставший, возбужденный и немного испуганный, лелея планы возвращения в Орландо и работы в Диснейуорлде. Ничему из этого не суждено было сбыться.

Он снова представил себя в белом, откачивающего беременную женщину, сдуру пустившуюся в путь по Волшебной горной дороге, и услышал свой голос: «Отойдите, отойдите, ей нужен воздух,» — и увидел, как женщина открыла глаза и слабо улыбнулась ему.

С этими утешающими фантазиями он и уснул. Луис спал, когда его дочь проснулась в самолете где-то над Ниагарским водопадом, крича от приснившегося ей кошмара, увидев во сне скрюченные руки и бездумные, безжалостные глаза; спал, когда стюардесса побежала по проходу к креслу Элли; спал, когда Рэчел, и сама на грани срыва, пыталась успокоить дочь; спал, когда Элли снова и снова кричала: «Это Гэдж! Мама! Это Гэдж! Это Гэдж! Гэдж живой! Он взял нож из папиной сумки! Не пускайте его ко мне! Не пускайте его к папе!»

Он спал, когда Элли, наконец, успокоилась и прижалась, вздрагивая, к матери, с расширенными от страха, но сухими глазами; и когда Дори думала о том, что же могло так испугать Элли, и как она напоминает ей саму Рэчел после истории с Зельдой.

Он спал и проснулся в четверть шестого, когда дневной свет уже начал меркнуть.

«Безумная работа», — подумал он тупо и встал.

Тем временем самолет, следовавший рейсом 419 «Юнайтед эрлайнз» приземлился в аэропорту О’Хара и высадил пассажиров в десять минут четвертого. Элли Крид находилась в состоянии тихой истерии, а Рэчел была очень испугана.

Стоило тронуть в тот миг Элли за плечо, как она сжималась и с ужасом глядела на мать, все ее тело тряслось мелкой, безостановочной дрожью, будто она была заряжена электричеством. Сначала истерика в самолете, теперь это... Рэчел просто не знала, как ее успокоить.

Проходя через здание аэровокзала, Элли запуталась в собственных ногах и упала. Она не стала подниматься, а продолжала лежать на ковре, а мимо проходили пассажиры (смотревшие на нее сочувственно, но отстраненно, как занятые люди, у которых нет времени отвлекаться), наконец ее подняла Рэчел.

— Элли, да что с тобой? — спросила Рэчел.

Но Элли не отвечала. Они прошли через зал к месту получения багажа, и Рэчел увидела мать с отцом, ожидающих их. Она помахала им свободной рукой, и они подошли.

— Нас просили не подходить к выходу и ждать здесь, — начала Дори, — и мы подумали... Рэчел, что с Элли?

— Ей плохо.

— Где здесь туалет, мама? Меня тошнит.