Говард Лавкрафт - Мифы Ктулху

Очень скоро вверх по холму поднялись новые действующие лица: двое мужчин пригнали скотину. Нашу скотину, между прочим. Они подвели коров к самому алтарю, и жрецы с ножами перерезали животинам глотки.

Все это я видел ясно, как на ладони, при вспышках молний и в свете костров. Сам я вжался в землю, чтоб не заметили.

Но очень скоро перестало быть видно хоть что-нибудь — из-за той пахучей дряни, которую бросали в огонь. Над кострами заклубился густой черный дым. Когда же дым поплыл по ветру, люди стали петь и молиться громче.

Слов я не слышал, но звучало заклинание примерно так же, как то, что мне некогда довелось услышать в лесах. Я почти ничего не видел, но и без того знал, что именно вот-вот произойдет. Те двое, которые пригнали скотину, спустились вниз по другому склону холма, а когда поднялись, то привели новую добычу для жратвоприношения . Дым мешал мне разглядеть все в подробностях, но на сей раз это были не четвероногие, а двуногие. Возможно, мне и удалось бы рассмотреть их получше, да только я уткнулся лицом в землю, когда их приволокли к белому олтарю и пустили в ход ножи, а огонь и дым взметнулись в воздух с новой силой, и зарокотали барабаны, и вновь полился тягучий напев, и все стали громко призывать кого-то, кто дожидался с другой стороны холма.

Земля затряслась. Бушевала гроза — тут тебе и гром, и молния, и огонь, и дым, и распевный речитатив, — и я напугался до полусмерти, но в одном поклянусь как на духу: земля и впрямь затряслась. Земля содрогалась, вспучивалась, а они все призывали кого-то — и спустя минуту-другую этот «кто-то» явился.

Оно всползло вверх по склону холма — к олтарю и к месту жратвоприношения . То было черное чудище из моих снов — черный сгусток щупалец и отростков, липкая, слизистая, желеобразная древовидная тварь из чащи леса. Она доползла до места — и рывком встала, приподнялась, опираясь на копыта, и рты, и извивающиеся руки. Люди поклонились и отошли назад, а тварь подобралась к олтарю , на котором что-то лежало — оно извивалось и корчилось, говорю я вам, корчилось и кричало в голос.

Черная тварь вроде как нависла над олтарем , а затем прянула вниз — и, перекрывая визг, послышалось знакомое низкое гудение. Я смотрел на это не дольше минуты, но и за это время черная тварь начала разбухать и расти .

Тут-то я и сломался. В голове осталась единственная мысль: бежать! И гори все синим пламенем! Я вскочил и помчался, помчался без оглядки, сломя голову, вопя что было мочи, не заботясь о том, кто меня услышит.

Так я несся не чуя ног, крича во все горло, сквозь чащу, сквозь грозу, лишь бы подальше от проклятого холма и олтаря , и вдруг понял, где я: я снова вернулся на ферму.

Да, именно это я и сделал: описал круг и возвратился назад. Но я так устал, что уже ни шагу не мог ступить — и ночевать под проливным дождем тоже не мог. Нырнул я под крышу. Запер дверь и рухнул прямо на пол, измотанный до полусмерти этакой пробежкой. Даже на слезы сил уже не осталось.

Но спустя какое-то время я встал, отыскал молоток и гвозди и доски дяди Фреда — те, что не пошли на растопку.

Сперва я заколотил дверь, а потом забил все окна. Все до одного! Не один час вкалывал, несмотря на усталость. Когда же я наконец закончил, гроза прекратилась, все стихло. Стихло настолько, что я рухнул на диван и заснул.

Проснулся я пару часов спустя. Был белый день. В трещины просачивались солнечные лучи. Судя по тому, как высоко поднялось солнце, я понял: полдень давно миновал. Я проспал как убитый все утро, и ровным счетом ничего не случилось.

Так что я прикинул, может, стоит выбраться наружу и дотопать пешком до города, как я вчера и собирался.

Но я здорово ошибся.

Не успел я вытащить первый гвоздь, как услышал голос. Голос кузена Осборна, кого ж еще. Ну то есть того парня, который назвался кузеном Осборном.

Он зашел на двор и ну кричать: «Вилли!» — да только я молчок. Потом он подергал дверь, проверил окна. Принялся стучать почем зря, выругался. Дурной знак.

Дальше — хуже: он забормотал что-то неразборчиво. Значит, не один он там.

Я опасливо выглянул в щелку, но он уже ушел за дом, так что я не увидел ни его самого, ни его спутников.

Наверное, оно и к лучшему, потому что, если я прав, лучше бы мне их не видеть. Слышать — и то паршиво.

До чего ж паршиво — слышать это глухое карканье, а потом — снова Осборн, а потом — опять его собеседник загундосил.

И еще это гнусное зловоние: точно так же пахла зеленая слизь в лесу и вокруг колодца.

Ах да, колодец — они пошли к дальнему колодцу. А кузен Осборн сказал что-то вроде: «Дождемся темноты. Если найдете врата, то мы сможем воспользоваться колодцем. Ищите врата».

Теперь-то я знаю, что он имел в виду. Колодец — это, должно быть, что-то вроде входа под землю — туда, где живут друиды. И — черная тварь.

А теперь они на заднем дворе — все ищут чего-то.

Я уже долго сижу и пишу — день клонится к вечеру. Всмотрелся в щель, вижу: снова темнеет.

Тогда-то они и придут за мной — в темноте.

Взломают дверь или выбьют окна, войдут и утащат меня. Утащат вниз, в колодец, в черные укрывища, где живут шогготы. Там, внизу, под холмами, небось целый мир — там они прячутся и только и ждут, чтобы вылезти наружу за новыми жратвоприношениями , за свежей кровушкой. Не хотят они, чтобы тут люди селились — вот разве только для жратвоприношений .

Я-то видел, что эта черная тварь делала на олтаре . И знаю, что будет со мной.

Может, домашние уже хватились настоящего кузена Осборна и послали кого-нибудь выяснить, что с ним случилось. Может, в городе заметят, что Кэп Притчетт пропал, и организуют поиски. Может, придут сюда и найдут меня. Вот только если они не поторопятся, будет слишком поздно.

Вот почему я это пишу. Все это чистая правда, вот вам крест, от слова и до слова. А если кто-нибудь отыщет эту тетрадь в потайном месте — пусть пойдет заглянет в колодец. В старый колодец, который на задворках.

Помните, что я рассказал про «энтих самых». Засыпьте колодец и осушите болота. Меня искать без толку — если здесь меня не будет.

Эх, если б я только не перепугался до полусмерти! Я даже не столько за себя боюсь, сколько за других. За людей, которые, чего доброго, придут после меня и поселятся здесь, и случится то же самое — или даже похуже.

Вы должны мне поверить! Если не верите — ступайте в леса. Ступайте на холм. На тот самый холм, где они жратвоприношение устроили. Дождь, верно, смыл и кровавые пятна, и следы. И кострища, верно, аккуратно засыпаны. Но олтарный камень наверняка там, никуда не делся. А если так, то вы своими глазами убедитесь: я правду говорю. На камне должны быть здоровенные такие круглые пятна. Круглые пятна фута в два в ширину.