Клайв Баркер - Галили

Помнится, повествуя о любовной связи Рэйчел с Галили, которая была описана довольно много страниц назад, я испытывал некоторую неловкость оттого, что находил в этом некую форму литературного кровосмешения. Ныне же могу чистосердечно признаться: от былой стыдливости, равно как и прочих предрассудков, я совершенно избавился, чем обязан исключительно присутствию Рэйчел. Пребывая рядом с ней на протяжении всего моего художественного путешествия, внимая ее слезам, гневу и всему тому, что изобличало в ней тоску по Галили, я стал гораздо смелее.

Случись мне описать подобную сцену во второй раз, я не стал бы строить из себя пуританина. Если не верите, то наберитесь терпения, и, как только двое влюбленных встретятся, я докажу вам, что это не пустое хвастовство. Мэддокс более не будет чувствовать себя третьим лишним, ибо в объятиях Галили попросту превратится в Рэйчел.

Приоткрыв глаза, Рэйчел обнаружила, что на часах было начало шестого, прошел лишь час с тех пор, как она, отложив дневник, забылась сном. Чувствуя себя совершенно разбитой — голова гудела, а во рту ощущался неприятный привкус, — она собралась принять таблетку аспирина, но у нее не было сил подняться.

Лежа с закрытыми глазами, она вдруг услышала внизу какой-то звук. У нее екнуло сердце. В квартире кто-то был. Она затаила дыхание и на полдюйма оторвала голову от подушки. Теперь она явственно слышала голос, мужской голос. Неужели Митчелл? Но какого черта он явился в такой ранний час? И с кем, интересно, он разговаривает? Она прислушалась внимательнее, чтобы разобрать слова. Рэйчел улавливала интонации, но различить, что он говорил, так и не смогла. Это и правда был Митчелл. Вот сволочь! Ходит так, будто у него есть право сюда являться, когда ему вздумается!

Разговор внизу ненадолго прервался, после чего возобновился вновь — должно быть, Митчелл говорил по телефону, причем довольно быстро, похоже, он был сильно возбужден.

Желание разузнать причину, взбудоражившую мужа в такой ранний час, охватило Рэйчел с той же силой, что и раздражение, и, подстрекаемая любопытством, она мигом соскочила с кровати и, накинув поверх нижнего белья спортивный свитер, подошла к двери.

Теперь голос Митчелла звучал гораздо отчетливей, собеседником его, как выяснилось, был Гаррисон, и, хотя его имя ни разу не сорвалось с уст младшего брата, она знала, что таким уважительным и одновременно фамильярным тоном Митчелл разговаривал только с ним.

— Сейчас приеду... — произнес он. — Только выпью кофе...

Рэйчел открыла дверь и вышла на лестничную площадку.

Оставаясь по-прежнему скрытым от ее взгляда, но услышав шаги, Митчелл поспешил закончить разговор.

— Ладно, пока. Увидимся через час, — с этими словами он повесил трубку.

Рэйчел подошла к краю лестницы, но Митчелл все еще находился вне поля ее зрения, хотя уже встал из-за стола и направился ей навстречу.

— Митчелл?

Наконец он предстал ее взору, с ослепительной улыбкой, выглядевшей несколько натянутой и не вязавшейся с сероватой бледностью его лица и покрасневшими белками глаз.

— А я уж решил, мне показалось, что ты встала. Мне не хотелось тебя будить, поэтому...

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Просто заскочил тебя навестить, — ответил он все с той же лучезарной улыбкой. — Вид у тебя такой, будто ты провела бурную ночь. Ты здорова, детка?

— На часах шесть утра, Митчелл. — Рэйчел стала спускаться по лестнице.

— Ты же знаешь, как легко сейчас простудиться. Может, тебе следует...

— Ты меня слышишь или нет?

— Не сходи с ума, детка, — улыбка наконец покинула его лицо. — Зачем кричать всякий раз, когда нам с тобой приходится видеться?

— Я не кричу, — спокойно сказала Рэйчел. — А просто довожу до твоего сведения, что не желаю видеть тебя в своей квартире.

Он сделал шаг назад и, словно капитулируя перед ее натиском, поднял руки вверх.

— Ухожу, ухожу, — произнес он и, развернувшись, направился к столу. — Мне следовало догадаться, что она отдала его тебе, — произнес он, имея в виду дневник, который Рэйчел оставила на столе. — Гаррисон говорил, что вы обе порядочные суки, а я отказывался верить. Не хотел верить, что моя Рэйчел такая же, как его жена. Только не моя Рэйчел, думал я. Только не моя милая и невинная Рэйчел.

— Не тронь, — сказала она.

— А вот это уж мне решать, — взяв тетрадь, он вновь повернулся к ней. — Разве я не предупреждал тебя? — размахивая дневником, продолжал он. — Разве не говорил тебе тогда, на благотворительном вечере, не вмешиваться в дела, в которых ничего не смыслишь? Потому что все кончится тем, что тебя некому будет защитить? Помнишь или нет?

— Это не твое, Митч, — промолвила Рэйчел, тщетно силясь сохранить самообладание. — Положи и уходи.

— Или что? А? Что ты сделаешь? Ты же теперь осталась одна. — Внезапно он осекся, будто искренне проникся пониманием уязвимости положения, в котором оказалась его жена. — Почему ты не пришла ко мне и не рассказала, что она отдала его тебе?

— Она мне ничего не отдавала. Я его нашла.

— Нашла? — Мягкие нотки в его голосе исчезли так же внезапно, как и появились. — Ты рыскала у Гаррисона в квартире?

— Да.

— Ну ты и штучка! — Не веря своим ушам, он покачал головой. — Да ты хоть понимаешь, во что ввязалась?

— Кажется, начинаю понимать.

— Уж не думаешь ли ты, что, когда тебе станет совсем худо, твой ненаглядный Галили придет к тебе на помощь?

— Нет, — она начала медленно приближаться к нему. — Я знаю, что мне придется рассчитывать только на себя. Но я не боюсь тебя. Мне известно слишком хорошо, как устроены твои мозги.

— О, я очень изменился, — его воспаленные глаза сверкнули, и во взгляде появилась какая-то незнакомая ей раньше непредсказуемость. — И вот что я тебе советую, детка. Возвращайся-ка ты в Дански и благодари Бога, что осталась жива. Я не шучу. Беги и не оглядывайся...

Если на благотворительном вечере его угрозы казались смехотворными, то сейчас они были вполне реальными. Он напугал Рэйчел, ибо в том состоянии смятения и физической слабости, в каком она пребывала после бессонной ночи и множества навалившихся на нее бед, у нее не было сил оказать ему сопротивление, если бы он решил напасть на нее.

— Знаешь, а может, ты и прав, — ответила она, стараясь не обнаружить своего беспокойства. — Пожалуй, мне следует поехать домой.

Он был вполне удовлетворен произведенным на нее впечатлением и, смягчившись, сказал:

— Вот и умница.

— Я не понимала...

— Конечно, как ты могла понять?

— ...Что все гораздо серьезней...

— ...Чем ты думала. Я изо всех сил пытался до тебя это донести.

— Да. Ты пытался. Но я была не готова тебя услышать.

— Но теперь ты понимаешь...