Клайв Баркер - Галили

Впрочем, было бы несправедливо возлагать всю вину за разрыв на одного Митчелла, объявляя Рэйчел невинной жертвой. Она очень быстро поняла, что жизнь ее в качестве миссис Митчелл Гири не будет согрета теплотой растущей нежности и привязанности. Митчелл был всецело поглощен семейным бизнесом, в котором Рэйчел не принимала да и не желала принимать ни малейшего участия. Вместо того чтобы пожаловаться Митчеллу на одиночество и скуку, объяснить ему, что ей нужна душевная близость, а не положение светской жены, Рэйчел смирилась с создавшейся ситуацией. Ситуация меж тем стремительно ухудшалась. Чем менее откровенна была Рэйчел, тем труднее ей становилось поддерживать разговор с Митчеллом.

К тому же разве осмелилась бы она признать, что несчастлива в браке — ведь весь мир считал ее избранницей, попавшей в земной рай! Она могла поехать, куда ей заблагорассудится. Она могла опустошать самые дорогие магазины. Они с мужем ездили в Аспен кататься на лыжах, в Вермонт на уик-энд, полюбоваться листопадом, который там особенно красив. Она была на церемонии вручения «Оскара» в Лос-Анджелесе, на демонстрации весенних коллекций модных домов в Париже, на театральных премьерах в Лондоне, на карнавале в Рио. Нет, сетовать на судьбу было бы черной неблагодарностью с ее стороны.

Единственным человеком, с которым Рэйчел могла поделиться своей тоской, была Марджи. Впрочем, та не слишком ей сочувствовала, ибо воспринимала все происходящее как неизбежность.

— Обычная история, детка, — заявила она. — Так было всегда и будет до скончания веков. Или по крайней мере, до тех пор, пока богатые мужчины будут жениться на бедных девушках.

— Я не... — вспыхнула Рэйчел.

— О, дорогая, я не хотела тебя обидеть.

— Я вышла за Митча вовсе не из-за денег.

— Милая, кто же в этом сомневается. Ты вышла бы за него, будь он беден как церковная крыса и столь же уродлив. А я вышла, бы за моего ненаглядного Гаррисона, даже будь он уличным танцором в Сохо. Такие уж мы преданные жены.

— Я люблю Митча.

— И сейчас любишь?

— Не понимаю, что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, вот сейчас, сидя здесь рядом со мной, после того, как ты столько всякой всячины про него наговорила — он и холодный, и бесчувственный, и поговорить по душам не умеет — ты все равно его любишь?

— О господи, что ты несешь...

— А, значит, ты сомневаешься.

Повисло молчание, и обе женщины размышляли о том, что теперь чувствует Рэйчел к Митчу.

— Не знаю, что я испытываю к нему сейчас, — наконец призналась она. — Иногда мне кажется, что он не...

— Не тот человек, за которого ты выходила замуж? — подхватила Марджи.

Рэйчел кивнула. Марджи в очередной раз плеснула виски в свой стакан и наклонилась к уху Рэйчел, хотя в комнате, кроме них, никого не было.

— Детка, он никогда и не был тем человеком, за которого ты выходила замуж, — громким шепотом сообщила она. — Он просто изображал того Митча, которого ты хотела видеть рядом с собой.

Марджи откинулась на спинку кресла и взмахнула перед собой руками, словно отгоняя прочь целый рой призраков Гири.

— Они все такие. Бог знает почему. — Марджи отхлебнула виски. — Поверь мне, даже Гаррисон может быть настоящим душкой — когда это в его интересах. Видно, они оба в дедушку пошли.

Рэйчел вспомнила Кадма на своей свадьбе, когда, сидя в кресле с высокой спинкой, он излучал обаяние, раздавая его направо и налево, словно Папа Римский благословения.

— Если все это не более чем притворство, то какой же он, настоящий Митч? — медленно проговорила она.

— Он сам этого не знает. И, думаю, никогда не знал. Если разобраться, то несчастных Гири стоит лишь пожалеть. Столько богатства, столько власти, а они не способны этим воспользоваться.

— Но они всю жизнь пользуются своим богатством, — в недоумении возразила Рэйчел.

— Нет, — отрезала Марджи. — Это богатство использует их. Они ведь не живут. Ни один из них не живет. Только делают вид. — Марджи принялась внимательно рассматривать свой пустой стакан. — Я знаю, что слишком много пью. Сжигаю свою печень и, наверное, скоро доведу себя до могилы. Но стоит мне опрокинуть в себя несколько стаканов виски, я забываю о том, что я — миссис Гаррисон Гири. Трезвая — я его жена, пьяная — женщина, которую он не захотел бы знать. И меня это забавляет.

Рэйчел сокрушенно покачала головой.

— Все это так ужасно, — вздохнула она. — Может, тебе стоит просто уйти от него?

— Я пробовала, ничего хорошего не вышло. Если хочешь знать, я три раза пыталась от него уйти. Однажды прожила одна целых пять месяцев. Но... дело в том, что к определенному образу жизни привыкаешь очень быстро. И уже не можешь по-другому.

Рэйчел бросила на нее растерянный взгляд.

— Да, богатство очень затягивает, — продолжала Марджи. — Видишь ли, мне не нравится жить в тени Гаррисона. Но жить без его кредитных карточек мне нравится еще меньше.

— Но ты можешь развестись и получить хорошее обеспечение. А после жить, где тебе нравится и как тебе нравится.

Теперь настал черед Марджи покачать головой.

— Я все это знаю, — еле слышно сказала она. — Вот только мне надо оправдаться в собственных глазах. — Она схватила бутылку и в очередной раз плеснула виски себе в стакан. — На самом деле я не ухожу по одной-единственной причине — потому что в глубине души мне этого не хочется. Возможно, мне лестно сознавать себя частью столь прославленной династии. Забавно, правда? — ухмыльнулась она и хлебнула виски. — Не смотри на меня так испуганно, детка. Пусть я намертво приросла к Гири, это вовсе не означает, что ты не можешь уйти. Кстати, сколько тебе лет?

— Двадцать семь.

— Всего ничего. У тебя вся жизнь впереди. Знаешь, что тебе надо сделать? Официально развестись с Митчем, отсудить у него пару-другую миллионов и отправиться посмотреть мир.

— Боюсь, увидев мир, я не стану счастливее.

— Понятно. А что может сделать тебя счастливее?

Рэйчел задумалась на секунду.

— Я была хотела... чтобы у нас Митчем все стало, как до свадьбы, — наконец пробормотала она.

— О господи! — вздохнула Марджи. — Ну, тогда, дорогая, тебе не позавидуешь.

Митчелл становился прежним, хотя и ненадолго, только когда они с Рэйчел говорили о будущих детях. Он с упоением расписывал, каких чудесных, изумительных детей — красавиц-дочек и сыновей-сорванцов — они произведут на свет. Митчелл не хотел откладывать появление первенца, он мечтал о большом потомстве. У Рэйчел даже создалось не слишком приятное впечатление, что ее муж хочет возместить слабую производительность своего брата (у Гаррисона и Марджи был только один ребенок, восьмилетняя девочка, которую звали Алексия).

Но секс, пусть даже не ради самой любви, а во имя продолжения славного рода Гири, неизменно доставлял Рэйчел радость. Когда тела их переплетались, когда руки Митча ласкали ее, а губы его сливались с ее губами, в ней оживало чувство, испытанное во время их первого объятия, первого поцелуя. О, тогда ей казалось, что ни один человек на свете не ощущал ничего подобного.